Маргит Сандему - Крылья черного ворона

Но одно он знал наверняка. В самом начале их обхода они прошли мимо резной двери. Феодора не стала даже приближаться к ней, и непрерывно болтала, чтобы отвлечь его внимание и не дать ему возможность спросить об этой двери. Но Хейке, с его обостренными чувствами, сразу обнаружил нечто особенное, связанное с этой дверью: за этой дверью находилась самая сердцевина крепости, там было средоточие всего зла.

Он пытался связать это предчувствие с утренним видением, когда у него была мандрагора. Как все это следовало понимать? Где было средоточие зла в случае совмещения обеих картин — устрашающего видения и реальной крепости?

В данный момент он не мог это решить, потому что Феодора болтала без умолку, открывая перед ним сводчатую дверь галереи.

Но одно он понял точно: ему нужно было идти на кладбище. К могиле покинутой невесты Ансиолы.

Она была призраком, ее следовало обезвредить.

После этого он мог вступить в схватку с крепостью, если бы в этом была нужда.

Но он полагал, что тогда уже власть зла будет побеждена.

Одного только Хейке не учитывал в силу своей неопытности: что призрак добровольно не отказывается от власти!

Новое знание Хейке настолько взволновало его, что он не сразу заметил в галерее Петера и Николу. Оба отскочили друг от друга, как ошпаренные. Покраснев, Петер приветствовал своего товарища.

Наконец-то у Хейке появилась возможность рассмотреть юную Николу.

К горлу его подступил горячий комок. Маленькая, беспомощная девочка, которой на вид было не более шестнадцати лет, хотя Феодора утверждала, что ей уже за двадцать.

Ее удивительная красота затронула в Хейке до этого немые струны. И он с тихим смирением решил, что никогда не посмеет отобрать ее у своего друга Петера. Он не сделал бы это даже если бы Никола предпочла его Петеру. Хейке был рад, что не видел ее накануне вечером. Иначе ему пришлось бы напрасно терять время на бесполезные и напрасные мечты. Никола уже сделала свой выбор. И Хейке было от этого легче.

Но им предстояло увезти ее отсюда. Это было жизненно важно.

Ему было интересно, каким образом Феодоре удается держать ее в своих руках и почему эта женщина-призрак хочет властвовать над живой девушкой?

Хейке расправил плечи: теперь он знал, с чем ему предстоит бороться. Ему предстояла благородная схватка за своего друга и за эту удивительную девушку, подобных которой он не встречал.

Никакого значения не имело то, что эта девушка предпочла его друга. Это обстоятельство делало борьбу более возвышенной.

— А вот и они, — беспечно сказала Феодора. — Могу я представить вас друг другу? Это Никола, моя родственница. А это друг Петера.

Хейке хотел было пожать Николе руку, но та с отвращением отдернула ее. Никогда до этого он не чувствовал себя таким уродом!

— Петер, твой друг пришел, чтобы увести тебя отсюда, — сказала княгиня. — Возможно, будет лучше, если ты уйдешь с ним. Но сначала я хочу показать Хейке Линду из рода Людей Льда своих предков…

Петер стал рядом с Николой, атмосфера была напряженной.

— Я не уйду отсюда без Николы, — решительно произнес он, хотя веки его дрожали, когда он попытался посмотреть княгине в глаза. У девушки вид был испуганный.

— Подожди, Петер, — прошептала она, наверняка думая, что другие ее не слышат, — только не с ним !

Хейке стало настолько не по себе, что он не решился сказать вслух о том, что намерен забрать ее отсюда.

— Девушка останется здесь, — решительно произнесла княгиня, и ее слова прозвучали, как удар кнута.

— Но… — начал Петер.

— Не надо, Петер! — еле слышно прошептала Никола, но, благодаря хорошей акустике, ее слова были слышны остальным. — Пойдем отсюда! Ты помнишь, о чем мы договаривались?

Он кивнул с мужественной сдержанностью.

Хейке не знал, что ему делать. Петера необходимо было увести отсюда, он не имел права отступать. И Николу они должны были взять с собой.

Но Феодора была неумолима. В своей непостижимой властности она молча отклоняла всякие попытки дальнейших дискуссий. И Хейке начал понимать, какого рода властью она обладала над этой девушкой.

Но почему, почему? В каком родстве они находились? Или Никола была девушкой недворянского происхождения, которую она держала при себе для привлечения мужчин? Которых потом забирала себе и уничтожала? И тем самым добивалась триумфа над молодой женщиной?

У Хейке не было времени, чтобы раздумывать над этим. Взяв его за руку, Феодора принялась водить его по галерее. Петер и Никола смиренно следовали за ними на почтительном расстоянии, но она делала вид, что не замечает их.

— Должно быть, это бесноватый Богдан, — сказал Хейке, глядя на воина свирепой наружности, в меховой шапке набекрень, с длинными усами и плеткой в руке. У него были жуткие застывшие глаза, но, возможно, это объяснялось недостатком мастерства художника или стилем того времени.

— 1400-е годы… — пробормотал студент Петер.

— Верно, — сухо заметила княгиня, — он был сыном Бориса. Того, у которого было четверо жен. Настоящий воевода!

Да, в глазах Бориса и в самом деле было что-то гипнотизирующее, обычно привлекающее женщин.

— Меня интересуют женские портреты, — сказал Хейке, тяжело ступая по полу галереи. — Похоже, все женщины в вашем роду были красавицами.

Он произнес это с таким сдержанным и вдумчивым изумлением, что его слова нельзя было принять за лесть или галантность. Княгиня поблагодарила его за комплимент.

Она принялась воодушевленно рассказывать ему о женских портретах.

— Вот эта, — сказал Хейке, указывая на портрет, очень похожий на Феодору. — Эта должна быть Ансиолой!

— Нет, Ансиола, к сожалению, не оставила ни одного портрета. Эта женщина — одна из многих в роду, кого звали Феодорой. Она принадлежит к одному из поздних поколений. Если вы посмотрите на младшую жену Бориса, вы заметите, что обе эти женщины похожи. Его жену звали Феодора, она была русской. Это была самая первая Феодора. В дальнейшем многих девочек в роду называли этим именем.

— Да, я вижу сходство, — ответил Хейке, — между этими двумя портретами и Вами.

Он был уверен в том, что Ансиола тоже похожа на них! В особенности на княгиню…

Он все больше и больше убеждался в том, что обе они были одним и тем же лицом.

И он, не особенно разбираясь в живописи, понял, что все портреты были написаны в одно и то же время — несколько веков назад. Ни одной новой картины здесь не было.

Это подтверждало его теорию, которая уже вызревала.

Если бы он не видел утром той устрашающей картины, он бы — как и все остальные случайные посетители — поверил, что осматривает обычную крепость, в которой живут две самые обыкновенные женщины.