Маргит Сандему - Скрытые следы

Потом все собаки уселись вокруг кофейного столика, пристально следя, не упала ли где крошка. И крошки падали – рядом с Карине, Йоакимом и Натаниелем.

Это был великий день для Шейна! Ночью он спал без задних ног, лежа, как убитый, посреди ковра.

Карине очень любила свою собаку. Она могла часами наблюдать за Шейном, хорошо понимая, что он ее спасение.

И в тот вечер она легла спать такой же счастливой, как и Шейн, вспоминая подробности собачьего визита. Вспоминала, как Шейн наелся кислых яблок и вынужден был присесть, как это делали сучки, потому что он сам был почти щенком. И тогда взрослый кобель, с нарочитым безразличием взглянув на него, высокомерно поднял лапу и обдал струей Шейна. Поднялся настоящий переполох, Шейна посадили в корыто. Натаниель с Йоакимом вымыли его, тогда как чужой кобель получил нагоняй от своих хозяев.

Вспоминая об этом, Карине мысленно хохотала. Они были такими хорошими друзьями, она, Йоаким, Натаниель и маленький Шейн. И Криста. Всех их объединяло взаимопонимание. Они вовсе не отгораживались от остальных, просто инстинкт подсказывал им, что они составляют единое целое.

Так протекала жизнь Карине, легко и спокойно на поверхности, но с глубинными потоками страха и депрессии.

Однажды летом 1942 года Абель сказал:

– В Эстланде снова началась эпидемия чумки. А ведь Шейн не привит?

– Я… не знаю, – неуверенно ответила Карине.

– Нет, он не привит, – озабоченно произнесла Криста. – Это просто небрежность с нашей стороны. Наверное, мы должны сделать ему прививку?

– И немедленно! – воскликнула Карине.

– Сегодня мы не сможем, – напомнила ей Криста. – У меня большая стирка, и мне нужна твоя помощь, Карине.

– Давид собирается в город, – сказал Абель. – И Эфраим тоже. – Может быть, поручить это им?

Так они и сделали. Шейн уселся в машину Давида, на которой он очень любил ездить, а Карине только тревожно смотрела им вслед. Что, если они попадут в аварию? Или Эфраим будет дурно обращаться с собакой, ведь он терпеть ее не может.

Но Давид хорошо относился к Шейну, он всегда ласкал его.

Во второй половине дня Эфраим вернулся домой. Один.

– У Давида оказалось много дел, так что я поехал автобусом, – обычным своим недовольным тоном произнес он.

– А Шейн? – тревожно спросила Карине. – Он с Давидом?

Эфраим неприязненно посмотрел ей прямо в глаза. На его лице было агрессивное выражение. В это время из ванной вышла Криста, неся на просушку белье.

– Шейн? – презрительно, словно выплюнув это слово, сказал Эфраим. – Нет, он оказался зараженным.

Улыбка умерла на лице Карине.

А он продолжал с плохо скрываемым триумфом:

– Поэтому ветеринар просто сделал ему последний в его жизни укольчик! Ведь он ничего особенного из себя не представлял и к тому же мог заразить других.

– Нет, это не правда, – сказала Карине, глядя на него глазами раненного животного. Слова ее возмутили Эфраима.

– Ты думаешь, я вру? – спросил он.

Отчаяние Карине вызвало злорадство у младшего сына Абеля от первого брака. Он с триумфом смотрел на нее.

– Нет, нет, – беспомощно произнесла Карине, уходя из кухни. Ничего не видя на своем пути от безутешной скорби, она поплелась в свою комнату.

Бросилась на постель. Она даже не могла плакать. Лицо окаменело от горя, она едва дышала, мысли ее путались, путались…

Она сама должна была отвести его к врачу. В этом ее вина. Ей следовало сделать ему прививку еще несколько месяцев назад. Как бездумно она вела себя! Шейн, маленький Шейн, он был совершенно один у ветеринара, не подозревая о том, что происходит, и с ним не было никого из его близких друзей, хотя Давид и относился к нему хорошо. Шейн погиб… Нет, ей была совершенно невыносима мысль об этом. У нее не было в жизни ничего ценного, кроме этой собаки. Она виновата в том, что Ионатана схватили, ведь если бы она не натворила дел в лесу, Руне не пришлось бы идти туда с ней, и он спас бы Ионатана, как он делал уже много раз.

Руне погиб, об этом узнал Йоаким в Осло от одного из товарищей Ионатана по группе сопротивления. Руне схватили и отправили в Германию. А там его ждала верная гибель, ведь нацисты не любили оригинальные экземпляры человеческой расы, а Руне был по-настоящему оригинален.

О, Господи, что же она наделала?

А тот человек, которого она убила в лесу? Возможно, у него есть семья… Газеты писали о его мистическом исчезновении и поисках. Но Карине так и не осмелилась сама прочитать заметку.

Она погубила человеческую жизнь… возможно даже несколько.

Йоаким. Йоаким желал ей только добра, и она любила его так, как можно любить только в шестнадцать лет. Но она никогда не будет принадлежать ему, потому что она никогда не решится на близость с ним.

Она не могла даже принимать знаки его внимания, это пугало ее, она казалась отвратительной самой себе. Ведь она вела себя в детстве так ужасно! Конечно, она сама виновата в том, что двое мужчин изнасиловали ее.

Шейн…

Она никогда больше не увидит своего маленького Шейна.

Дальше Карине уже не размышляла. Она делала все автоматически: пошла в ванную, открыла аптечку, где, как она знала, Абель хранил свое снотворное.

У Абеля пошаливали нервы, потому что Господь не дал ему способности говорить на чужом языке. И его по ночам мучила бессонница. Криста не сказала ему, что это просто высокомерие. Почему именно он не должен говорить на чужом языке, чем он лучше других?

Пузырек с таблетками стоял на месте. Карине, не задумываясь о последствиях своего поступка, положила в рот целую пригоршню таблеток и запила водой из-под крана.

После этого она вернулась в свою комнату и легла. Она никогда уже не погладит свою собаку, никогда не расскажет своему песику, как она любит его.

Шейна, ее последней спасительной соломинки в этом жестоком мире, больше не было в живых.

Это было последней каплей в чаше горечи и несчастий Карине. Она не могла этого пережить.

***

Ионатан очнулся на опушке леса. Сев, он увидел перед собой колосящееся поле пшеницы. Вдали виднелась деревушка с красными черепичными крышами.

«Германия, – подумал он. – Типично немецкая картина. Но как я попал сюда?»

И тут он вспомнил, где он до этого был. Разве он уже не…

Да, каким-то дьявольским образом он снова очутился поблизости от этого проклятого имения!

Неужели ему придется вернуться туда, на эту жуткую ферму, производящую совершенный, нордический тип людей?

Ему чуть не стало дурно.

– Я вижу, тебе это не нравится, – констатировал смеющийся голос сзади него. Он повернулся.

– Ганд… – улыбнулся он в ответ. – Спасибо за помощь! Я совершенно не понимаю, как я попал сюда и почему ты привел меня именно на это место, но я очень рад снова видеть тебя. Я был болен? Я был без сознания?