Маргит Сандему - Тайна

— Да, сейчас будем поворачивать, на сегодня хватит. И мы ведь должны видеть дом. Вы замечательно себя показали, госпожа Карин.

— У меня из глаз текут слезы, из-за этого отвратительного солнца я почти ничего не вижу…

Карин остановилась и вытерла платком глаза.

— Здесь действительно красиво, — неожиданно сказала она. — Конечно, не так красиво, как у моего дома детства в Буде. И я не знаю, зачем я должна ждать Буби здесь, а не там, но ему это известно. Здесь во всяком случае намного лучше, чем в ужасной усадьбе, где я жила некоторое время и где закрывались все двери. Я должна была делить комнату с массой кричащих людей, а постельным бельем были замызганные мешки, набитые соломой. Совершенно не укладывается в голове, как можно жить в такой усадьбе, кто же владелец этого дома, запущенного до такой степени? Это было ужасное время, я плакала каждый день, но в то же время я была рада, что Буби не видел моего унижения — иначе владелец получил бы такую выволочку! Вемунд тоже был вне себя от возмущения. Он приехал туда случайно и сразу понял, что мне было непривычно находиться в таких условиях, поэтому он моментально забрал меня оттуда. Слава Богу, что моей семье ничего не было известно!

— То есть Вы не знали господина Вемунда раньше?

— Нет, вообще не знала, но он сразу понял, что я более благородного происхождения, чем ужасные люди, которых пустили ко мне в комнату. Он был очень добр ко мне, но ему таким и следовало быть, потому что я из благородной семьи. Он же кажется неотесанным, если мне будет позволено откровенно высказать свое мнение. Но… он, однако, весьма вежлив.

— Вы долго прожили в этой ужасной усадьбе, госпожа Карин?

— Нет, нет, лишь пару недель, но с меня и этого хватило!

Только пару недель? Элизабет позволила себе усомниться. Карин утратила всякое понятие о времени, поэтому говорить о неделях приходилось как о минимуме. Скорее о месяцах. Может быть, годах? Годы в психиатрической клинике — без понятия?..

Им встретился молодой человек, судя по одежде, простой ремесленник. Карин сразу же выпрямилась и опустила глаза, скромно улыбаясь.

— Не стоит поощрять такого плебея, — прошептала она доверительно Элизабет. — Ты обратила внимание, как он уставился на меня?

«Он вряд ли обрадовался увиденному, — удрученно подумала Элизабет. — Не каждый же день встречаешь живого призрака!»

Удастся ли ей когда-нибудь сделать вновь человеком эту ржавую рухлядь?

И стоит ли вообще этим заниматься?

Да, несомненно! Каждый человек имеет свою собственную цену, а маленькая старая дева Карин больше страдала, чем многие другие. Она заслужила того, чтобы у нее наступило просветление.

А если никакого просветления не могло быть вовсе? Если Элизабет открыла ей лишь темную бездну?

— О нет, взгляните только! — прошептала Карин со слезами на глазах. — Это не липовые ли деревья там растут? Я бы так хотела к ним прикоснуться. Так много времени прошло… Чувствуется, что давно, хотя я знаю, что это было вчера. Разреши мне.

Элизабет знала, что Карин сама больше не сможет идти, и несколько шагов через дорогу должны были быть для нее бесконечно трудными. Поэтому Элизабет попросила ее подождать, пока она сбегала и принесла больной несколько листков липы.

Карин стала гладить шершавые листки. В ее глазах появилась какая-то беспредельная грусть, как будто в памяти что-то промелькнуло и исчезло. Элизабет опасалась, что она обратит внимание на свое положение и поймет, что она потеряла за все те годы, которые бесследно прошли мимо. Но когда Карин посмотрела на нее вновь, ее взгляд был таким же пустым, как и обычно.

К горлу Элизабет подступил комок. Она непроизвольно протянула руку и погладила по чахнущей щеке.

— Вы так прекрасны, госпожа Карин. Такой прекрасный человечек!

Мог разразиться скандал. Служанки и сиделки не имели права позволять себе такие вольности. Но Карин изголодалась по доброте. Она взяла руку Элизабет и держала ее в своей.

— Ты можешь меня не понять, Элизабет, — сказала она дрожащими губами. — Я не знаю, отчего, но мне так страшно! Мне кажется, как будто я со всех сторон окружена темными тенями. И в этой темноте прячутся отвратительные чудовища!

— Не бойтесь, госпожа Карин, — сказала глубоко тронутая Элизабет. — Я вас в беде не оставлю. Господин Вемунд и я побеспокоимся, чтобы чудовища на вас не напали.

Пожалуй, она могла так сказать. Потому что тогда она еще ничего не знала о той борьбе, которую им втроем придется вести против чудовищ.

Вемунд Тарк вел серьезный разговор со своим младшим братом в конторе фирмы в Кристиании. Контора была весьма изысканной, обставленной кожаной мебелью, и имела со вкусом отделанные стены. Здесь Вемунд постоянно ощущал себя не в своей тарелке — его тянуло в лес. В то время как его элегантный брат непринужденно, как рыба в воде, чувствовал себя в конторе.

Лиллебрур скептически посмотрел на Вемунда.

— Но я ведь еще не созрел для супружеской жизни.

У Вемунда скривился рот.

— Тебе двадцать три года. Ты уже достаточно взрослый.

— Взрослее, чем ты сам, да? Тебе же двадцать пять.

— Ты обо мне не беспокойся! Сейчас речь идет о тебе.

— Но я хочу выбрать сам.

— Что-то незаметно, чтобы ты был очень занят поиском. Ты имеешь что-нибудь против Элизабет Паладин из рода Людей Льда?

— Нет, упаси Бог, она так мила и симпатична. Вот только бы немного укротить ее резвость. Но я встречался с ней всего один раз. Дай мне время, Вемунд!

— Времени у тебя на раздумья нет.

Лиллебрур стал размышлять.

— Ты сказал, Элистранд? Он большой?

— Разумеется, не такой большой, как Лекенес. Но он расположен в красивом месте и хорошо ухожен.

— И есть возможность заполучить со временем сам Гростенсхольм? И еще одну усадьбу — как ты ее назвал?

— Линде-аллее. Она небольшая, но красивая.

— Я мог бы объединить их… Жаль только всех тех прекрасных молодых дам, которым я должен буду сказать «нет». Или мне не говорить им «нет»? Ведь это обычное дело, когда у мужей есть небольшие внебрачные любовные приключения, не правда ли?

— Думаю, что, если бы я был женат на Элизабет Паладин, я бы поостерегся так поступать, — произнес Вемунд так сухо, как будто это резануло его по сердцу.

— А что скажут мать и отец?

— Боже мой, парень, да сколько тебе, собственно, лет? Разумеется, твоя мать будет протестовать, потому что она считает, что тебя нужно защищать от всего зла на Земле, особенно от пронырливых женщин, которые хотят украсть ее бедного маленького ягненочка. Разве ты не понимаешь, что ты должен освободиться от этого, пока ты еще в состоянии это сделать? Когда-нибудь станет поздно. Тогда ты не сможешь избавиться от паутины материнской заботы и любви.