Марина Ефиминюк - Тайны Истинного мира

– В квартире никого нет, и ими не пахнет.

Теперь все четверо переглянулись. Вообще-то, каждый из них по отдельности ни раз приходил в эту квартирку с жалобами на хвори и сугубо мужские неприятности.

– А кого ищете? – Деловито поинтересовался доктор и шумно отхлебнул чайку, снова сдобрив его порцией бальзама. Подумал, подумал и налил еще, для вкуса.

– Да, тут трое не пробегали? – промямлил один, тот, что был поздоровее и поглупее. – Девка, инферн и мужик.

– Девка, инферн и мужик? Нет, через мою квартирку не пробегали, – печально покачал головой дядя Ваня. Снова хлебнул из чашки и сморщился. Слишком крепко, слишком. Даже неясно, то ли чай с бальзамом, то ли наоборот.

– Ага, – каратели помялись. – Ну, пойдем?

– Идите, идите, сынки, – махнул вялой рукой дядя Ваня. – Дверцу только прислоните к косяку.

– Ага, – снова кивнули молодцы дружно и заторопились на выход.

– Да, и до ночи дверь не забудьте новую поставить! – Велел доктор, не выходя из кухни.

Вот неприятность-то. Пусть теперь Зачистка за свой счет ремонт делает. А что? Дверь вынесли, линолеум испоганили, кран в ванной сорвали, трубу под мойкой прохудили, зеркало, разбитое три года назад, разбили ведь, изверги и, вообще, нанесли материальный и моральный ущерб.

«А чаек-то ничего», – дядя Ваня, причмокивая, довольно улыбнулся.

– Осторожно!!! – В два голоса заверещали Алина с Сэмом, когда я резко нажала на тормоза и на светофоре едва не въехала в стоящий впереди автомобиль.

– Ты отвратительно водишь! – Алина нервно затянула ремень безопасности.

В темном салоне, расцвеченном городскими огнями, подмигивали лампочки приборной доски, и по-кошачьи светились вытаращенные с перепугу глаза инфернов.

– А если умеешь лучше, почему не села за руль? – огрызнулась я, с остервенением трогаясь с места.

Александр полулежал рядом с Сэмом на заднем сиденье. На лбу у мужчины от высокой температуры выступила испарина, на закрытых веках синела сеточка тонких прожилок. Его лицо своей мертвенной бледностью могло поспорить с кожей энергетических вампиров.

– Господи, – прошептал он, задыхаясь, – лучше бы я не приходил в себя.

– Поверь, – с чувством поддакнул Сомерсет, – тебе даже повезло, что ты не видел, как она нас туда везла.

– Замолчите все! – приказала я. Влажные ладони неприятно скользили по гладкой баранке. – Вы отвлекаете меня от дороги!

– Ничего, Комарова, – неожиданно Алекс хохотнул и нехорошо кашлянул, – не переживай, человек не может быть гениальным во всем. Рожденный пешеходом, водить все равно не сможет.

– А тебе, вообще, нельзя разговаривать! Скажите все дружно спасибо, что хотя бы не приходится ехать на маршрутке! – Окончательно осерчала я.

Чем больше они возмущались, тем хуже у меня получалось вести.

Не снижая скорости, я круто повернула на красный свет, встречная машина вильнула, а водитель с чувством покрутил у виска пальцем. Моих пассажиров сильно качнуло в одну сторону, потом толчком вернуло обратно. Александр глухо застонал и буркнул:

– Русская рулетка, блин.

Неожиданно фары осветили человека-тень в сером толстом тулупе и с полосатой палочкой в руках, которой он энергично размахивал, привлекая мое внимание. Рядом стояла машина с большой мигалкой на крыше, нагло сверкающей в темноте подворотни. Я бы и рада была затормозить, но на заледенелой дороге мой черный четырехколесный конь отказался реагировать на категоричное «пру» и вильнул, едва не вмазавшись в ограждение, еле успела руль крутануть. В результате все хорошие намерения остались позади вместе с бешено дувшим в свисток мужичком. В зеркальце я увидела, как растерянный в первое мгновение гаишник, словно оголтелый, бросился к своей машинке. Бешено завыла сирена, и он помчался в погоню за нами.

– О, погоня? – на всякий случай поинтересовалась я. – Это почти так же весело, как охотники за головами!

– Господи!!! – простонал Алекс, прикрывая белое как простыня лицо руками.

Мы лихо выехали на наводненный машинами широченный проспект и до безобразия легко влились в густой разноцветный гудящий поток. Милицейская бело-голубая машина, словно орущий хвостик, бодро ринулась за нами, но немедленно столкнулась с себе подобной. Я удовлетворенно кивнула:

– Кажется, одна проблема решилась.

– Слушай, Комарова, – промямлил Сэм за спиной, – прошу об одном: довези меня до места живым, а? Это же такая малость в сущности.

Они настигли Виталика на заброшенной дороге, петлявшей между разоренными селами и развороченной так, словно ее специально проложили для устранения оккупантов. Мужчина не сопротивлялся. Не заглушая мотора и не затушив фары, он вышел, в расстегнутой куртке и широко улыбавшийся, и повернулся к карателям спиной.

Он многое делал в этой жизни неправильно, так стоит хотя бы умереть достойно.

Все просто, как таблица умножения: они загнаны, но их дух сильнее страха быть пойманными. Затравлены, но не сломлены. Они стерты, но кто-нибудь, возможно, вспомнит о них в грустной фантастической истории… Они мертвы.

Мужчина упал лицом в снег, навсегда перестав дышать. На спине куртки дымилась круглая дыра с опаленными краями. Возможно, кто-то станет искать пулю в его остывающем теле, но как объяснить теням, что червь сжирает изнутри и иссушает твои жилы слишком быстро, чтобы ты почувствовал боль. Он был просто ищейкой, шавкой, да и умер не по-людски.

…Я стояла посреди длинного темного коридора, над головой мигала лампа дневного света, и на сером ковровом покрытии растянулась сломанная тень от моей фигуры. Бесконечное число дверей, будто я попала в сказочное Зазеркалье. В душе царило холодное спокойствие, никакого страха быть обнаруженной в самом закрытом здании города, ведь никто бы не догадался меня здесь искать. А значит, и не будут. Идеальное место – никакого видеонаблюдения или снующей по этажам охраны. Правда, везде полно энергетических маячков. Стоит задеть невидимый шарик, как коридор наполнится визгливой сигнализацией, а нарушитель свалится обездвиженный, оказавшись в невидимых силках. Я знала расположение каждого маячка. Однажды увидев план здания во время очередного «разбора полетов» в кабинете Алекса, легко запомнила схему, словно фотографическую копию…

Пробуждение было резким, почти болезненным. Сильно ныла шея, ото сна меня мелко трясло и мутило. Я заснула в кресле у кровати снова впавшего в беспамятство Александра, и не сразу поняла, отчего пробудилась. Только когда сознание окончательно прояснилось, то я почувствовала долгий изучающий взгляд.

Через плотно закрытые шторы едва проникал свет фонаря, отбрасывая на пол желтую узкую полоску. Алекс пристально глядел на меня. Неожиданно мое сердце замерло сладко и тревожно.