Саймон Грин - Охотник за смертью. Честь

– Я вспомнил... Когда меня изменяли, они заставили меня многое забыть. Но сейчас я вспомнил. При желании я мог бы зацепиться за свою память, но тогда я этого не хотел. Я слишком хотел походить на остальных хэйденов. Я был готов пожертвовать частью того, кем я был. Но теперь я стал прежним. Теперь я знаю, что не могу стать еще одним измененным. Потому что уже стал другим. Я буду с тобой до конца, Оуэн. Если нам суждено умереть, мы умрем вместе.

– Рад тебя снова видеть, Мун, – расплывшись в улыбке, произнес Оуэн.

– Самое время начать крупную заварушку, – заметила Хэйзел. – Надеюсь, ожидания нас не обманут. Пусть даже кое-кто из нас не доживет до ее конца.

– Мне наплевать, – бросил Мун. – Я уже один раз умирал.

– И как тебе было на том свете? – поинтересовалась Хэйзел.

– Тихо и спокойно, – ответил Мун.

– Нет, только не это, – прервал их Оуэн. – Если мы начнем бой, то, несмотря на всю нашу силу и способности, погибнут почти все – мы, они и большинство захваченных хэйденами пленников. Этого я допустить не могу. Сегодня никто не должен умереть. Смертями я сыт по горло.

Оуэн вновь напряг свои ментальные силы, призвав всех, кто прошел через Лабиринт, и направил их объединенный разум через Тобиаса Муна к сознанию измененных. Это произошло легко и непринужденно, подобно тому, как свет вторгается в бесконечный мрак океана. Хэйдены пытались сопротивляться, и им скорее всего удалось бы это сделать, если бы не Мун. Он был дверью, через которую Оуэн и его друзья проникли в мозг киборгов. Объединенное сознание хэйденов являлось продуктом деятельности сотен тысяч умов. Его масштабы поразили тех, кто прошел Лабиринт, и они поначалу несколько растерялись. Однако ум хэйденов ограничен логикой, которой подчинена работа компьютеров. А Оуэна и его друзей питали гнев и ужас, который они повидали в лабораториях. Ко всему прочему, у них была сила, полученная в Лабиринте. Все это вместе они обрушили единым ударом на коллективный разум хэйденов, и тот разлетелся, как зеркало, рассыпался на сотни тысяч мелких осколков. Мрак исчез, остался только свет. Увидев результат своих усилий, Оуэн и его друзья возликовали.

Дезсталкер несколько раз моргнул и, собравшись с мыслями, обвел лабораторию взглядом. Хэйдены не шевелясь стояли на прежних местах, но огонь в их глазах померк. Хэйзел осторожно приблизилась к одному из измененных и слегка толкнула его. Тот зашатался и чуть было не упал.

– Они не умерли, – тихо пояснил Мун. – Они просто отключились. Все до единого.

– Здорово, – воскликнула Хэйзел. – Значит, мы всех отключили? Всех в этом здании?

– Всех в городе и на Брамине II, – ответил Мун. – Я же по-прежнему подключен к главным компьютерам. Система продолжает функционировать, но ею некому управлять. Хэйдены, которые находятся на других планетах, не могут это сделать, а те, что были здесь, вышли из строя.

– Мне стыдно признаться, что я возродил их к жизни, – сказал Оуэн. – Думаю, лучше всего будет всех их снова отключить. Кто знает... может, в свое время нам удастся их перепрограммировать и пробудить для человечества. Как, например, тебя, Мун.

– Да, – ответил тот. – Может быть, когда-нибудь это станет возможным.

– А сейчас нам нужно связаться с Империей и запросить бригаду помощи. В лабораториях слишком много людей. Если мы отключим аппаратуру, они погибнут. Возможно, нам никогда не удастся вернуть их к нормальной человеческой жизни, но мы должны попытаться... Ты опять потерял свой народ. Мне очень жаль, Мун.

– Честно говоря, я никогда целиком не принадлежал хэйденам, – произнес Мун. – Хотя мне этого очень хотелось.

– Пойдем с нами, – предложила Хэйзел. – Мы вместе – одна семья.

Мун повернулся к Бонни и Миднайт.

– Интересно. Неужели вы двое – альтернативные воплощения Хэйзел?

– Мы гордимся тем, что Хэйзел – одна из наших версий, – сказала Миднайт. – Мы решили немного задержаться в вашей Вселенной, чтобы посмотреть, как идут дела.

– Да, – подтвердила Бонни. – Я как раз улепетывала с Миста и решила ненадолго прервать свое путешествие. Видите ли, порой мне чертовски не хватает хорошей заварушки.

– А кроме того, мы провели немного времени с Оуэном, – восторженным голосом заявила Миднайт. – Я не могла упустить такую возможность.

– Вот и славно, – произнес Дезсталкер, краем глаза заметив, как Хэйзел старается подавить смешок.

Джек Рэндом мерил шагами роскошные апартаменты Руби Джорни, нетерпеливо ожидая, когда наконец та соизволит появиться. Опаздывать для Руби – самое обычное дело. Никто и ничто на свете не может заставить ее поторопиться, за исключением разве что хорошей заварушки. С трудом удерживаясь, чтобы ежесекундно не глядеть на часы, Джек смотрел по сторонам, словно его яростный взгляд мог проникнуть сквозь стену и вынудить Руби поспешить.

Жилище Руби представляло собой воплощение комфорта. Полы комнаты устилали толстые пушистые ковры, три стены из четырех были сплошь увешаны аляповатыми живописными полотнами; что касается четвертой, то ее полностью занимал огромный голографический экран. На редкость неуклюжая хрустальная люстра впечатляющих размеров, излишне громоздкая для этой комнаты, так низко свисала с потолка, что едва не касалась пола. Подобные сооружения красовались в каждой комнате квартиры Руби. Она питала слабость к люстрам.

Ветхий антиквариат являл нелепый контраст с новейшими изобретениями. Древние обшарпанные стулья, казалось, готовы были развалиться при одном лишь кощунственном предположении, что кто-то решится на них сесть. Мягкие современные кресла, стоило Джеку опуститься на одно из них, начали массировать его, нимало не считаясь с тем, хочет он этого или нет. Джек вскочил и впредь старательно обходил их стороной. Мебели следует знать свое место, сердито подумал он.

Тут и там виднелись различные бытовые приборы – последние достижения современной техники, некоторые еще не до конца распакованы. Любое изобретение, избавляющее от усилий, любое устройство, делающее быт более удобным, любая безумно дорогая новинка – все это в обязательном порядке попадало в жилище Руби, по большей части для того, чтобы потом пылиться без всякого применения. Казалось, Руби хочет иметь все на свете. Она никогда ничего не выбрасывала, во-первых, не в состоянии добровольно расстаться с собственным имуществом, а во-вторых, допуская, что какая-нибудь из ненужных вещей ей со временем пригодится.

В самом центре комнаты стоял неуклюжий кофейный столик, заваленный модными журналами. Здесь же валялись три последних выпуска «Оружия» и не менее четырех открытых коробок шоколадных конфет, из которых были старательно выбраны конфеты с кофейной помадкой. Джек бросил на конфеты тоскливый взгляд, однако не поддался искушению. Благодаря Лабиринту, независимо от количества поглощаемой Джеком пищи, вес его не менялся. Но стоит только начать, и он не остановится, пока не опустошит по меньшей мере одну из коробок. Руби, конечно, не будет в претензии, однако она, без сомнения, наградит его одним из своих понимающих и насмешливых взглядов, а то и отпустит колкость. Джеку этого вовсе не хотелось.