Алексей Игнатушин - Псы, стерегущие мир

Нежелан вжал голову в плечи, в животе застыла ледяная глыба: на сей раз и добрый Лют освирепеет, за такое дело не грех и отмутузить.

Лют отмахнулся с усталым видом:

– И хрен с ним.

Буслай поперхнулся, некоторое время ехал, глотая воздух широко открытым ртом, как рыба на суше.

– Но как же?..

Даже Нежелан глянул удивленно, а Лют пояснил неохотно:

– Благодаря Нежелану мы будем ночевать в кроватях. Теперь не надо говорить, что он приносит одни несчастья. А насчет торговца… Главное, что живой остался, а следом бы улетел – что ж, для мужчины гибель почетная.

Буслай ошарашенно замотал головой, как бык, получивший в лоб молотом: вот тебе и Лют – борец за справедливость. Что с человеком делает усталость!

Улочка перед вратами была узкой, с насечками проулков, где можно укрыться десятку воинов. Лют глянул на плоские крыши домов, с холодком заметил верхушку груды камней.

– Взять Кряж непросто, – поделился он с Буслаем.

Гридень кивнул, не меньше впечатленный мощью крепости. Молча двигались по улице, освещенной диковинными светильниками на столбах. Сзади раздались отчаянные вопли, ругань, скрежет массивных створок. Торговый люд, успевший просочиться в Кряж до закрытия, выдохнул облегченно, посыпались злорадные шуточки.

Лют поморщился, нагло наехал, купчик с визгом отлетел в сторону. Буслай скорчил злобную рожу, торговец поперхнулся бранью, отвел глаза.

Улочка разделилась широкими рукавами, кони свернули налево, дома на улице были ярко освещены, сквозь толстые стены пробивался смех, пьяные песни. Лют внимательно всматривался в вывески.

Буслай удивленно присвистнул:

– Надо же, ни кусочка дерева! Думал, будет основа каменная, а поверх, как у людей, дерево, а тут одни камни, половина вывесок из металла.

Лют пожал плечами:

– Каждый строит из подручного. Ну нет у них деревьев, одна трава, вот по нужде и складывают булыжники.

– Дурачье!

– Да, – согласился Лют со смехом.

Кони остановились у въезда в освещенный двор, заполненный звуками хмельного веселья, бьющими из корчмы в два яруса. Лют прищурился, кивнул удовлетворенно:

– Вот, кажись, тот самый «Горный великан», картинка красочная.

Буслай посмотрел с подозрением:

– Конюшни не нравятся, кабы коней не сперли. Слышь, бедовый, поспишь сегодня на сене.

Нежелан от грубого тона обомлел и с ответом замешкался. Лют глянул успокаивающе, кони процокали в освещенный двор.

Мальчишка конюх подбежал к приезжим, на чумазом лице появилось любопытство: откуда взяли таких одинаковых коней? Гридни спешились, передали поводья, сладко потянулись, оглашая двор суставным хрустом. Нежелан ревниво отобрал поводья у мальчонки, повел коней по кругу. Конюх глянул насупленно, сказал, глядя на здоровых дядей с опаской:

– Ночь в конюшне стоит четверть трура с коня, зерно даровое, а за воду – два трура.

Лют почесал в затылке: что еще за труры? Запустил ладонь в мошну, мальчишка недоверчиво схватил золотую монету.

– Хватит?

Конюх часто закивал, как дятел в поисках корма, губы разъехались, обнажив белый ряд зубов, чернеющий щербиной.

– Ага, еще сдача причитается, только спрашивайте у хозяина, у меня нету.

Лют отмахнулся великодушно.

– А что вода такая дорогая?

Лицо конюха потемнело, веселый блеск в глазах исчез.

– Недавно беда случилась, почтенные чужеземцы. Наслали злые колдуны птицу Юстрицу, много жизней унесла.

Буслай вылупился удивленно:

– Что за птица?

– Такая огромная, черная, со змеиными головами и хвостом.

Буслай отмахнулся, глянул на мальца снисходительно:

– Что лепечешь, это аспид.

Конюх упрямо мотнул головой, губы сжал в нитку.

– У аспида две головы, а у Юстрицы три да крылья железные. Как заденет крылом поганым воду, так разразится повальный мор. Покуда отогнали да чистые истоки нашли… – Мальчишка выдохнул горестно, в глазах заблестели слезы.

Буслай смущенно крякнул, ладонью потрепал спутанные волосы конюха. Лют покивал сочувственно, дал мальцу еще монету.

Гридни направились к двери корчмы, сочащейся по периметру желтыми полосками, в спину догнал голос Нежелана:

– Лют, у тебя стремя повреждено.

Лют запнулся, Буслай посмотрел выжидательно, после кивка направился в корчму. Нежелан ткнул пальцем в перекладину стремени, готовую не сегодня-завтра изломиться.

Гридень развел руками, вполголоса выругался: проклятый врыколак, халтурил по-черному!

– Где ближайший кузнец? – спросил витязь конюха.

– Направо, а там иди на звуки грохота, они до полуночи спать не ложатся, – пояснил мальчонка охотно.

Лют отвязал стремя. Нежелан покорно выслушал наставления не шалить, скорее выходить коней, и проводил взглядом спину витязя до въездных ворот. Глянул на коней – мышцы противно застонали – и со вздохом принялся расседлывать.

Найти улицу мастеровых оказалось несложно, грохот и впрямь указывал не хуже зазывалы. Окрестные улицы степенно погружались в сон, жители наверняка елозили на кроватях, проклиная непоседливых кузнецов. Что ж, если торговать дозволено лишь под присмотром Дажьбога и любая сделка во тьме считается недействительной, то кузнецам на подобные запреты плевать.

Совсем недавно умелец, способный из бесформенного куска железа сковать плуг, светец либо женскую висюльку, казался кудесником, любимцем богов. Сказать по правде, и сейчас многие так думают. Лют мальчишкой в том был крепко уверен. К тому же кузнец работает с огнем, стихией благостной, божественной, от скверны очищающей. Потому и могут работать в любое время суток.

Лют толкнул первую дверь, за которой громыхал кузнечный молот. В лицо дохнуло жаром, и он сощурился в багровую тьму. Побратим огню обернулся на звон колокольчика над дверью, молот застыл над вишневой полосой металла. Помощник перестал раздувать мехи, ладонью утер с закопченного лба трудовой пот и взял у хозяина заготовку и молот.

Кузнец вытер руки о кожаный передник, надетый на голое тело, согнулся над бадьей воды – голова зашипела, как раскаленная болванка.

– Здрав будь, воин, – поздоровался кузнец густым басом.

Лют склонил голову и подошел ближе. С бороды и усов кузнеца стекали мутные струйки, в волосках поблескивали крупные капли, при виде стремени в глазах его мелькнуло разочарование.

Гридень передал стремя, железка в могучей ладони выглядела хрупкой игрушкой. Кузнец глянул мельком, несмотря на полутьму, в которой лучше виден разогретый металл, быстро определил поломку.

– Изделие – дрянь, – хмыкнул он с чувством превосходства. – Поправить – минутное дело.

Лют, задетый известием, что обладает плохой вещью, буркнул недовольно:

– Погоди, кузнец, раз такое дело, продай готовую пару или сделай.