Алексей Игнатушин - Псы, стерегущие мир

Гридень тряхнул головой, горячая кровь нехотя успокоилась, жар в голове угас. Так нельзя, решил воин твердо. Взгляд упал на хорошенькую служанку, мелькнуло ироничное, что можно, но редко, чтобы перекосов не возникало.

– Чудной город, – сказал он Буслаю. – Покон тут чтят вряд ли.

Буслай посерьезнел, кивнул, голос наполнился легким недоумением.

– Не знаю и отчего, с виду от нас почти не отличаются.

Нежелан проглотил парующую ложку варева, сказал сипло:

– Тут проходят караванные тропы, за горами богатый Клотин, а перевалы держит Кряж. Вот купцы и навезли из различных стран распутные нравы.

Буслай по привычке скорчил харю и разорвал жареного гуся. Лют глянул с удивлением, бедовик согрелся под затаенным в глазах гридня одобрением.

– Откуда прознал? – спросил Лют.

Нежелан выдавил смущенно:

– Да слушал разговоры: один бранился, что батюшка совсем прижал, поносит за ночные гулянки. А за тем столом жаловались на чрезмерный налоговый гнет князя, но поделать ничего не могут: перевалы закрыты неприступными крепостями, данниками князя.

Бедовик закончил небывало длинную речь и замолчал. Грудь бурно вздымалась, закачивая густой воздух. Лют покивал одобрительно, перегнулся через стол, на хрупкое плечо опустилась мозолистая ладонь. Буслай глянул с неодобрением: и чего старший возится с никчемным? Ночью оставят приблудыша в каменном мешке.

Народ в корчме внезапно загомонил, раздалось вразнобой шипение, словно стая пьяных змей разинула пасти.

– Тш-ш-ш! Песня, песня! – шептали краснорожие.

Гридни переглянулись: интересно, что за песни в таком городе? Обыкновенная похабщина или искусно замаскированная цветистыми словами?

Седовласый мужчина расчехлил гусли, важно пристроился на лавке. Притихшие гуляки с любопытством обступили струнодера. Старик хлебнул напоследок, стукнул кружкой о стол и с молодецким кряканьем взъерошил усы. Пальцы прикоснулись к струнам.

Люди при первых звуках замерли, разговоры окончательно затихли, головы с хрустом шейных позвонков повернулись к гусляру. Лют подивился волшебным созвучиям: в музыке есть неведомая волшба, что завораживает даже грубых людей, заставляя заскорузлое сердце истекать кровью. Если песня сложена умело.

Глаза мужчин разгорелись ярым огнем, плечи раздались вширь, грудь выгнулась колесом. Еще бы, поют о жаркой битве, а не о скучной хрени вроде служения богам или урожайные песни.

Лют глянул на раскрывшего рот Буслая: гридень уже далеко, кулаки стискиваются, давним временам сопереживает. Даже Нежелан слушал внимательно: спина прямая, как доска, вечная затравленность исчезла, лицо дышало достоинством.

Лют привычно вскипел, как и всякий раз при подобных враках, но остыл. Ясаги не были гигантского росту, наоборот, в кости мелковаты, но злоба хлестала через край. Очарование песни ушло, он поерзал задом по скамье, а гусляру достался злобный взгляд.

Слушатели распахнули глаза, будто на стене корчмы явилась картина битвы. Руки непроизвольно дергались, сжимая невидимые мечи, отражая наскок поганых ясагов. Даже языки пламени в масляных плошках приугасли, и зал погрузился в багровую полутьму. Тени на стенах приняли расплывчатые очертания воинов.

Лют поморщился безбожным вракам. Вождь ясагов ростом не удался, а изо рта не вырывалось ничего, кроме бранных слов. Повстречались они на поле уже порядком уставшие в сече. Вождь сунулся поперед телохранителей, пал в короткой рубке, успев наградить соперника глубокой бороздой поперек груди. А что ясаги разбежались, едва предводитель руки раскинул… Лют усмехнулся, застарелые шрамы нестерпимо зачесались.

Песня кончилась, но народ стоял в оцепенении, у некоторых в глазах блестели слезы. Лица были полны внутреннего жара, что подвигает на великие дела, если не загасить его олуем.

Буслай задумался, лицо его залила краска стыда, что вечно перечит такому герою. Нежелан вовсе пялится, как на бога. Лют даже немного себя зауважал.

Корчма постепенно заполнилась гулом, одухотворенное состояние продержалось до первой кружки. Светильники вспыхнули ярче и сожгли тени битвы. Стены привычно задрожали от пьяного хохота, в сплетении голосов звонко зазвучали визги ущипнутых подавальщиц.

Буслай смочил пересохшее горло, глазами забегал в стороны. Лют глядел насмешливо. Мимо пронесли поднос с печеным мясом, приправленным тушеными грибами. Лют потянул носом восхитительный запах, в животе заурчало. Приоткрыл рот, чтобы заказать того же и побольше, но наткнулся на твердый взгляд немолодого человека с властным лицом.

Незнакомец пристально вглядывался в витязя. Буслай заметил это и потянулся к молоту. Нежелан стиснул ложку и смерил пришельца недружелюбно.

Лют осмотрел одежду пришлого: небогатая, сшита добротно, но носит ее владелец как княжий наряд. Витязь пригляделся к чертам лица с бровями, похожими на заснеженные кусты, и сердце стукнуло радостно. Незнакомец улыбнулся, ровные зубы блеснули ослепительно. Буслай, кипя от возмущения, смотрел, как тот подсаживается.