Дэйв Дункан - Настоящее напряженное

Правда, никакой чувственности в этом объятии нет и в помине. Все равно что обниматься с ледником.

Надежда гаснет. Отчаяние…

Луны. Сияние Трумба затмевает звезды, но вскоре следом за ним восходит Иш, а потом и Эльтиана. Три луны светят разом, близко друг от друга: огромный зеленый диск, маленький синий и красная звезда. В положенном порядке. Не совсем на одной прямой, но почти. Да? Пожалуйте! Неохотно, но неумолимо красное и синее сливаются с зеленым.

Пророчество исполняется. Трое из богов собираются вместе, как они это делают каждые несколько лет. Это и пугает, и ободряет, но пока их только трое. Трое – редкость; четверо – выдающееся событие.

Где же Кирб’л, Шутник?

Дева и Владычица приближаются к Мужу. Где Юноша?

Никто не может предугадать поведение Кирб’ла. Он движется замысловатыми путями, забираясь далеко на север и на юг. Он появляется и исчезает, когда ему заблагорассудится. Иногда, когда он светит ярче всего, он движется с запада на восток.

Дош молится.

Шутник!

Дош никогда не забудет его эффектного появления. Это будет самым ярким воспоминанием той ночи – маленькая яркая золотая луна вспыхивает прямо перед Трумбом, и вот все четыре бога сияют на серебряном бархате небосклона. Кирб’л движется на глазах, движется на восток! Четыре светила. Четыре тени.

Эльтиана и Иш с одной стороны, Кирб’л с другой, почти на одной прямой, в идеальном порядке, неумолимо надвигаются на огромный диск Трумба.

Собрание всех богов!

Подождать еще чуть-чуть…

Внезапное шиканье Освободителя и свет в его глазах…

– Что?

– Кто-то идет!

Дош оглядывается, и, конечно же, на этом проклятом, продуваемом всеми ветрами уступе никого нет. Значит, кто-то идет по стене? Откуда Д’вард это знает?

(Возможно, в это мгновение в нем родилась вера.)

– Он нашел ее! – Д’вард отстранился и сел, весь как пружина в лунном свете.

– Вот оно!

Чудо!

Усталый часовой, замерзший и сонный, совершая обход по стене, находит какую-то чурку. Его начальство не потерпит всякого мусора, о который могут споткнуться бойцы.

Нет ничего странного в том, что такой человек наклоняется, берет палку, скидывает ее со стены и продолжает обход. Сегодня он, как и все остальные, смотрит больше на небо.

Странно только то, что при этом он не замечает привязанной к палке бечевы… вот это и впрямь чудо. И вряд ли простым везением можно объяснить то, что скидывает он ее не в ту же амбразуру, в которую она влетела. И все же он не замечает бечевы, перекинутой теперь через зубец стены, и не видит, что она скользит, по мере того как палка опускается вниз, колотясь о камни стены.

Он сыграл свою роль в истории и теперь уходит навстречу смерти, а у основания стены Освободитель со всхлипом выдыхает воздух, который так долго сдерживал в груди.

Чудо.

Тут потеряно еще несколько страниц.

Один лазутчик или сразу оба отвязывают бечеву от палки и привязывают к ней тяжелый канат. Кто-то из них тянет за другой ее конец, бормоча молитвы, чтобы бечева не перетерлась о зубец или просто не порвалась от нагрузки. Один из них хватает конец каната и затягивает на нем петлю.

Это может быть Дош. Или Д’вард. Кто-то из них двоих.

Четыре луны все сближаются.

Ветер приносит из города отзвуки далекого пения молитв. Жрецы будят горожан, чтобы те спешили увидеть и восславить чудо в небесах.

Они не замечают чуда, происходящего на стенах. Такая мелочь – и столько от нее зависит: захлестнувшаяся на зубце стены бечевка, тянущая за собой канат.

Должно быть, нагианцы уже на подходе.

Слияние четырех лун.

Одна за другой сапфировая Иш и рубиновая Эльтиана исчезают за Трумбом. Секундой позже и Кирб’л наскальзывает на него – зеленая искорка тает в зеленом сиянии. Остается один Трумб.

Соединение богов, знамение великих событий.

Никто из тех, кто видел это, не забудет такого уже никогда.

Д’вард полез наверх, карабкаясь по канату. Его труп не пролетел мимо, падая в реку; шума поединка тоже не слышно. Значит, он скорее всего еще жив. Дош ждет остальных, чтобы указать дорогу.

Ожидание хуже всего – ведь Д’вард там, наверху, один.

Потом из темноты по одному возникают воины из соналбийского отряда, неся с собой еще канаты. Ни копий, ни щитов – только короткие дубинки, иначе им не одолеть бы этой предательски опасной тропы.

Дош настаивает на том, чтобы идти следующим, за Д’вардом… они спорят, и в конце концов Прат’ан уступает, позволяя ему идти.

Он стягивает с себя одежду, чтобы его не спутали с защитником города.

Почти нагой, безоружный, карабкается он в темноте по канату вдоль вертикальной стены.

Этот образ тоже останется в его памяти навсегда.

А после этого… большой пробел.

Соналбийский отряд вслед за Освободителем проник в город. Они сняли часовых. Они отворили ворота остальным нагианцам, вооруженным копьями, незаметно подкравшимся к самым воротам, пока стража смотрела на соединение светил.

Кто-то протрубил в рог, призывая джоалийцев.

Джоалийцы появляются как раз вовремя, когда защитники приходят в себя и начинают избивать почти безоружных нагианцев.

Дош не запомнит ничего из этого. Совершенно ничего.

Возможно, все воспоминания об этом стерты другими – горькими, о которых не хотелось бы думать: зрелищем жестокого боя в темноте, брызг крови на стенах, валяющихся на улицах тел, визжащих, объятых паникой людей. Мертвых детей.

Пронзенный человек умирает чисто, и на лице его нет ничего, кроме удивления. Человек, убитый ударом палицы, забрызгивает все вокруг кровью, мозгами и осколками костей.

Женщины жмутся по углам или прижимаются к мертвым телам.

Дети, малые дети бегают под ногами с криком и плачем. Окровавленные дети. Дети, цепляющиеся за мертвых отцов.

В ночи вспыхивают пожары – это потерпевшие поражение защитники города отказываются отдать его в руки победителей.

Молельня Иелы Тион, богини пения – аватары Юноши… Каким-то образом, он не помнит – как, Дош находит ее.

Главный городской храм полон перепуганных горожан, но эта маленькая молельня пуста, темна и тиха. Ее освещает только трепещущая свеча перед небольшим изображением богини. Он не помнит ни того, как вошел, ни того, как преклонил колена, ни того, как исполнил тайный ритуал, которому его обучили специально для таких случаев.

Он помнит явление бога в сиянии красоты и славы… хотя это воспоминание может путаться с другими подобными, когда бог являлся на его призыв. Он ни разу не помнил точно, что же он видел, – только потрясение и прекрасный голос бога. Всхлипывая от счастья, почти не в состоянии говорить из-за переполняющей его любви, от которой перехватывает горло, он шепотом сообщает то, что должен, камням пола молельни.