Дэйв Дункан - Прошедшее повелительное

Его лицо было скрыто от Элиэль гривой серебряных волос. Она, не веря своим ушам, подняла глаза на Амбрию – та кивнула с невеселой улыбкой.

Безумная жрица снова начала смеяться. Угрюмый хранитель тряхнул ее, но она не останавливалась. Он тряхнул сильнее – так вытрясают ковер. Ее голова моталась из стороны в сторону, золотая ваза болталась на веревке, колотя по груди. В конце концов ему удалось остановить припадок. Больше он не отпускал ее плеч.

Старшего жреца явно раздражали подобные задержки, тем не менее он не собирался отказываться от ритуала.

– Назови ее по ремеслу отца.

– Я не знаю его! – взревел Тронг так, словно это незнание терзало его физической болью. С его-то праведностью трудно было представить, что он способен воспитать дитя, рожденное во грехе.

– Твоя дочь не назвала тебе имя мужчины?

– Она не могла! Она пропала на две недели. Когда мы нашли ее, она уже лишилась разума и девственности. Она не произнесла больше ни единого разумного слова.

– Используй имя Импресарио, – буркнул жрец.

Элиэль тоже член семьи! Но радость отравлялась обидой. Почему они не говорили ей этого? Почему Амбрия угрожала выгнать ее как беспризорницу?

– Повтори! – бросил жрец.

Элиэль собралась с силами и торопливо отбарабанила:

– Мне двенадцать лет, меня зовут Элиэль Импресарио. Я девственница. Я почитаю Владычицу и молю ее ниспослать мне милость. – Она бросила монету в вазу и поразилась, услышав, что та упала в жидкость.

Безумная жрица заливалась смехом, закатывая глаза. Ее мускулистый провожатый, казалось, был всерьез обеспокоен. Она обвисла в его руках, словно полотенце. Жрец поставил ее перед Тронгом. Барабанная дробь все не стихала, убыстряясь, делаясь настойчивее.

Элиэль Импресарио? Как-то неправильно звучит! Она будет продолжать звать себя Элиэль Певицей. В конце концов, разве не пением зарабатывает она себе на жизнь? Не то чтобы большие деньги, конечно, но все-таки зарабатывает – настоящие медные деньги. Внучка Тронга Импресарио! Почему он никогда не говорил ей об этом? Она же не виновата в том, что ее мать поступила нехорошо! А ее мать? Как ее звали? Она что, тоже была актрисой? Красивой? Некрасивой? Сколько лет ей было, когда она умерла? Как она умерла?

Элиэль оглядывалась на остальных, гадая, знал ли кто-нибудь из них о ее тайне. К’линпор – тот наверняка должен был знать! Он прятал глаза, делая вид, что смотрит на обходящих круг жреца и жрицу. Надо же, дядя К’линпор!

– Мне шестьдесят пять лет, меня зовут Пиол Поэт…

В высокие окна лилось все больше света, и храм понемногу выныривал из ночной мглы. Все поверхности были покрыты резьбой. Стены и колонны украшались изображениями богов и цветов, весь пол представлял собой яркую мозаику, в которой преобладал символ Владычицы: перечеркнутый круг. Красный и зеленый, слоновая кость и золотая фольга… Элиэль и не представляла себе, что в унылом Нарше может быть столько ярких красок. Наверное, все краски Наршвейла собрались в этом святом месте.

Краем глаза она заметила какое-то движение. Единственный мужчина – почитатель богини вышел из алькова и направился к выходу, завершив приношение Владычице. Женщина тоже вышла, запахивая одежды, и пошла следом за ним. Куда она пойдет? Домой, к семье и мужу? Зачем приходила сюда: искупить грех или просто принести жертву Владычице и тем обрести ее расположение?

– Мне тридцать три года, меня зовут Дольм Актер…

Жнец опустил в вазу свою монету и с торжествующей улыбкой посмотрел на Элиэль. Сколько душ собрал он для Зэца после того, как ушел из ее комнаты?

Элиэль быстро отвернулась и стала смотреть на вереницу жриц в красных облачениях, вошедших в неф из какой-то невидимой ей двери. Каждая заняла место в алькове. В храме появились ранние прихожане и с любопытством косились на труппу.

Барабаны громыхнули в последний раз и смолкли. Снова стала слышна хриплая декламация у ног Владычицы. Молодой жрец опускал безжизненное тело жрицы до тех пор, пока она не оказалась сидящей на каменном полу, и сам склонился на колени рядом с ней. Придерживая ее одной рукой, другой он поднес вазу к ее губам.

– Возьмитесь за руки! – приказал толстый жрец. Одну руку Элиэль схватил Тронг, другую – Амбрия. Снова забили барабаны. Молодой жрец запрокинул голову жрицы и наклонил вазу – достаточно, чтобы она могла отпить, но не настолько, чтобы высыпать монеты. Они оба облились алой жидкостью, но жрица закашлялась, поперхнувшись, – значит, немного все-таки проглотила. Удостоверившись, он снял веревку с ее шеи и передал сосуд кому-то, уже стоявшему с протянутой рукой. Потом отволок ее в центр круга и оставил лежать там словно мертвую рядом с серебряной вазой. Он выпрямился, отступил на шаг и стал ждать.

Новые жрецы и жрицы окружили труппу и запели – вначале тихо, потом все громче и громче. Элиэль с трудом разбирала слова: мало того, что они мешались с эхом, так еще и пение было на каком-то архаичном джоалийском. Она поняла только, что жрецы славят Владычицу и молят ее дать ответ. Капризный ритм барабанного боя выводил из себя. Сердце отчаянно колотилось в груди.

Маленькая жрица задергалась. Пение сделалось еще громче. Она завизжала и начала колотить кулаками по полу. Барабанный бой усиливался и убыстрялся. Она корчилась, как от боли, лицо ее пылало. Сбитая серебряная ваза со звоном покатилась по полу, яйца вылетели и разбились. Она замолчала на мгновение, подняла голову и обвела взглядом круг актеров – безумие в каждом движении, в каждой гримасе. Жрица вцепилась в свою хламиду и разорвала ее, обнажив худенькое изможденное тело – тоже пылающее и вспотевшее.

Неожиданно она вскочила на ноги и бросилась на Элиэль с глазами, полными безумного огня, готовая вцепиться в нее ногтями. Элиэль попыталась отпрянуть. Тронг с Амбрией подались назад, но рук не отпустили. Жрец поймал сумасшедшую в самый последний момент и попробовал оттащить ее обратно в середину, но она ожесточенно отбивалась от него, визжа и плюясь. Странное дело, это превратилось в настоящую драку. Молодой и крепкий жрец не уступал ростом Тронгу. Она же – костлявый заморыш – за несколько секунд искусала и избила его, порвав одежду и в кровь исцарапав лицо. Дважды она чуть не вырвалась, устремляясь к Элиэль, и оба раза жрец ловил ее в последний момент. Он старался удержать ее, не причиняя ей вреда. Она же ничуть не церемонилась. Они упали на пол, продолжая драться. Барабаны и голоса почти оглушали.

И тут жрица, вскрикнув, выпрямилась. Запрокинула голову и, раскинув руки и ноги, распласталась на своем противнике. Мужчина сбросил ее и отполз на четвереньках, истекая кровью и задыхаясь, словно сражался со стаей панд.

Маленькая жрица широко раскрыла глаза.