Алёна Киселёва - Шанс на жизнь, шанс на смерть

Косвенно представленный мне Барвлин (и что надо курить, чтобы так назвать ребёнка?!) неохотно встал и вышел, дверь недовольно хлопнула за его и моей спинами. Я поёрзала на стуле, безуспешно попыталась выдернуть руку из пут — только кожу ободрала. Каменный пол неприятно холодил босые ноги: босоножки бесследно исчезли; сырой сквознячок поддувал под юбку. Помещение, похоже, было подвальным: здесь не имелось ни одного окна, от стен веяло могильным холодом. «Вот примерно так и в гробу будет. Пора привыкать!» — оптимистично подумала я, щурясь от бьющего мне прямо в глаза света свечи. И фильмы, и книги врут всё — вовсе и не лампу на допросе в лицо направляют! Другого освещения в комнате не было, поэтому дальний угол тонул во мраке. От нечего делать я повернулась к собрату по несчастью. Он насмешливо на меня глянул, искривив губы в ухмылке.

— Что хихикаешь? Шпионку никогда не видел? — ехидно осведомилась я.

«Собрат» не ответил на издёвку, и я, быстро потеряв интерес к столь неразговорчивому субъекту, обратила своё внимание к потолку. «Может, это знаменитые подвалы Лубянки?» — размечталась я. Прямо день странностей! Чуть под колёса не попала, на экзамен опоздала — это ещё цветочки. Но кому понадобилось тащить меня в некий подвал, связывать, допрашивать?! Ещё какой-то побитый уголовник сидит в двух шагах и ухмыляется… Быть может, это сон? А что, очень похоже, у меня часто бывают совершенно реалистичные сны…

Извернув пальцы под невероятным углом, я ущипнула себя за ладонь. Эффекта не получила (да не очень-то и хотелось), зато указательный палец левой руки свело — я выпучила глаза, в которых на секунду потемнело, и, сжав зубы, попыталась разогнуть сустав. В этот совсем неподходящий момент вернулся Барвлин (интересно, это кличка, имя или фамилия?), с силой распахнувший дверь так, что она ударилась о стену и самопроизвольно захлопнулась за его спиной. Усевшись на прежнее место, он с донельзя недовольным видом уставился на меня в упор колким взглядом. Страдальческое выражение моего лица (сведённый палец всё не разгибался) явно повысило его настроение.

— Что ж, продолжим, — воодушевлённо сказал Барвлин. — Мы, кажется, остановились на вопросе, кто вас послал.

— Я общаюсь исключительно с приличными людьми, они меня никогда не посылали, — честно ответила я, делая всё более кислую рожу.

— Хватит юлить! Из какой вы Школы?!

Палец наконец отошёл, и я, со вздохом облегчения ответила:

— Из тысяча второй. Но я её уже три года как закончила.

Барвлин недоумённо посмотрел на мою внезапно ставшую довольной физиономию, на которой чуть ли не растянулась счастливая улыбка.

— Никогда о такой не слышал. Нелегалы, что ли?

— Да нет, вроде. Аттестат-то государственного образца выдавали…

— Прекратите нести бред! — окончательно вышел из себя Барвлин. — К какому течению принадлежит ваша Школа?

Я задумчиво прикусила губу и прищурилась.

— Да ни к какому, кажется…

— Ха! — возликовал он, радостно хлопнув ладонью по столу. — Значит, нейтралы! Вот вы и раскололись — плохой же из вас шпион вышел!

От такого заявления у меня отвисла челюсть. С какой стати такие обвинения?! Я и в разведчики-то ещё не записывалась, а уже шпионкой обзывают… Что самое интересное, я же не соврала ни слова! Впрочем, стоит ли волноваться? Какое-никакое приключение напоследок… Барвлин отвел от меня сосредоточенный взгляд и усмехнулся.

— А вы знаете, какое наказание полагается за шпионаж? — ни с того ни с сего спросил он, облокачиваясь на резную спинку и закидывая ногу на ногу.

Что, сам не знает? Или издевается?

— Расстрел! — с нездоровой радостью в голосе воскликнула я с интонацией, с какой на параде выкрикивают «Ура!».

— Значит, вы уже в курсе, — неподдельно расстроился моей «удивительной» осведомлённости Барвлин. — Мы думали, никому ещё не известно об этом нововведении.

— Полистайте учебник истории — там знаете, сколько ещё интересного!

Барвлин скривился, окончательно сник и резко встал. Тут же, словно по мановению волшебной палочки, дверь вновь раскрылась. В поле моего зрения появился дюжий мужик, форменный изумрудный наряд на котором смотрелся как на пугале, поскольку едва не трещал по швам на бугрящихся мышцами руках и ногах. Сзади подошёл ещё один; грубо схватив меня за предплечье, он стянул меня со стула и поволок в коридор. Сидящего рядом молодого человека постигла та же участь: конвоиров, как оказалось, было трое. Я любопытно обернулась, наблюдая за процессом его полунасильного перемещения, но, заглядевшись на эту картину, ощутимо приложилась боком о косяк и стала смотреть перед собой. В мрачном, ничем не примечательном коридоре пахло затхлой сыростью и гарью. Наверно, у них денег нет за электричество платить, или санитарные нормы не позволяют его провести… Несколько чадящих факелов словно бы неохотно разгоняли коридорный сумрак; я пару раз споткнулась на неровном полу, но цепкая хватка конвоира не дала мне упасть. Не мудрствуя лукаво, нас проводили метров на сто, никуда не сворачивая, до мощной двери со смотровым окошком, перекрытым тюремной решёткой. Возглавлявший процессию конвоир, не обременённый грузом в виде пленника, снял с пояса внушительную связку ключей на железном кольце, выбрал самый массивный из них и уверенно вставил в замочную скважину. Взяв со стены один из факелов, он вошёл в блёклую темноту помещения. От порога начиналась крутая лестница с высокими щербатыми ступеньками; я тут же неуклюже навернулась, повисая на руке невозмутимого конвоира, как селёдка на крючке рыбака. Болтаться так, не имея опоры под ногами и выворачивая плечо, было не слишком приятно, но я никак не могла поймать ступеньку, и посему меня тащили до самого пола. Камера была довольно просторной; широкие стальные полукольца, вделанные в стену напротив входа примерно на уровне метра, играли роль кандалов. Меня усадили на пол (точнее говоря, повалили на него, но тотчас заставили приподняться, чтобы сподручнее было перерезать верёвку, стягивающую запястья), освободили от пут мои руки и приковали каждую к стене — замки на оковах надёжно щёлкнули. Конвоиры на секунду задержались в центре камеры, любуясь на свою работу, а затем ушли, унеся с собой и факел — единственный источник света. Правда, оставалось еще миниатюрное зарешеченное окошко, расположенное на высоте пяти метров в стене справа, но поступающие через него солнечные лучи так робко разгоняли мрак, словно сами боялись темноты. Я покосилась на сокамерника, аналогично прикованного слева от меня. Тот в свою очередь с усмешкой глянул в мою сторону.

— Ты что, действительно шпионка нейтралов? — спросил он, дружелюбно улыбаясь.

— А где же раньше было твоё красноречие? — вместо ответа поинтересовалась я. — Или ты приберегал его для приватной беседы?