Алёна Киселёва - Шанс на жизнь, шанс на смерть

Сокамерник невозмутимо пожал плечами, продолжая выжидательно на меня пялиться. Я вздохнула и всё же ответила:

— Конечно, нет. Я даже не поняла, о чём шла речь. Шпионаж на уровне среднего образования — я не слышала никогда о таком.

— А что же тогда ты не опротестовала обвинение? — искренне удивился он.

— Кто бы стал меня слушать?!

Сокамерник странно на меня посмотрел, недоумённо подняв брови, но промолчал. Подозрительный тип какой-то, но за неимением лучшего…

— А ты здесь за что? — спросила я.

— За профессиональную принадлежность.

— Тоже шпионил где-то?

— Нет. Кое-где воровал.

Интересно, у кого и что он такое спёр, если его после этого в одну камеру со шпионкой посадили?

— И долго нас будут здесь держать?

— О, не волнуйся, не долго. Казнь проведут завтра в полдень, — на диво хладнокровно объяснил мой сокамерник.

— С каких это пор за воровство расстреливают?! — поразилась я.

Мне вообще-то всегда казалось, что смертную казнь отменили еще в конце прошлого века… Ладно ещё для шпионов — им (или нам?) закон не писан. Или он украл секретные чертежи нового вида термоядерной боеголовки — тогда всё сходится…

— Меня не будут расстреливать — просто повесят.

Сокамерник сказал это таким тоном будто возникшая ситуация — само собой разумеющееся, и я решила не задавать больше глупых вопросов. В конце концов, мне-то что? За себя я не волновалась, поскольку с недавних пор относилась к жизни пофигистически: днём раньше, днём позже — какая разница?! Жаль только, что такое интересное приключение столь быстро закончится — даже в тюрьме толком не посижу! «А могли бы, между прочим, хоть соломку подстелить», — не в тему подумала я, поёрзав на жёстком полу и окончательно утвердившись в том, что отсидела себе всё и такими темпами скоро заработаю геморрой.

Из-под лестницы вылезла тощая крыса; подбежав почти к самым моим ногам, она любопытно принюхалась, шевеля носом и блестя в полумраке глазами-точечками. Я проводила её равнодушным взглядом. Ну надо же, в последние часы жизни совершенно нечем заняться — хоть в потолок плюй! Я задумчиво посмотрела вверх и, прикинув, что до высокого свода всё равно не доплюну, оставила эту идею. Мой сокамерник, кажется, спал, прислонившись к стене. Нашёл время дрыхнуть! Я согнула ноги, притянула их к себе — от долгого пребывания в одной позе тело затекло. Было довольно прохладно: начало июня для Москвы — не лето; свет уже практически не поступал из узкого окошка. Время шло медленно: я привыкла растягивать каждую минуту, чувствуя, как жизнь — моя жизнь — утекает с каждой секундой. Что такое четыре месяца, когда мы, в суматохе города не замечаем, как пролетают года?..

…Так всегда бывает. Когда всё хорошо: университет, недавно сданная зимняя сессия и кажущаяся столь далёкой летняя, развлечения, надежды, мечты… Всегда случается что-нибудь, в той или иной мере заменяющее ложку, ведро или бочку дёгтя. Случайность, глупая проверка — и приговор, диагноз… Четыре месяца… Ничто — по сравнению с вечностью… Всё — рядом с человеческой жизнью…

Я развлекалась тем, что вспоминала цитаты из любимых книг, и глупо над ними хихикала. Со стороны блуждающая у меня по губам идиотская улыбка выглядела, наверное, как гримаса удавшегося самоубийцы. По полу неспешно скользил бледно-жёлтый квадратик, расчерченный на ровные крупные клетки серыми полосками, — это светлая лунная ночь протягивала любопытные щупальца-лучи в мрачную камеру через единственное окошко. Я повернула голову налево. Мой сокамерник соизволил проснуться и смотрел перед собой широко открытыми глазами; лунный свет падал на его лицо, выверяя профиль на фоне темнеющих стен. За смотровым окошком в двери на секунду показался огонь факела: кто-то бдительно заглянул в камеру, проверяя наличие арестантов и, удовлетворённый увиденным, быстро ушёл. Я прикрыла уставшие за день глаза, прислонилась затылком к холодному камню. Сбоку раздался шорох. «Опять крыса», — лениво подумала я, открывая один глаз — и тут же резко распахнула второй, от удивления стукнувшись головой о стену. Мой сокамерник стоял на ногах, спокойно отряхиваясь.

— Профессиональные навыки, — небрежно ответил он на не заданный мной вопрос.

— Те, которые отмычками зовутся? — скептически уточнила я.

— Не совсем, но близко.

— И что теперь?

Я представила, как бывший узник застревает в чрезмерно узком для него окне, а я советую ему, как Кролик Винни-Пуху, подождать, пока похудеет. С трудом сдержав неуместный в данной ситуации смех, я скорчила кислую рожицу, соответствующую положению вещей.

— Теперь я собираюсь сбежать, естественно. Виселица ждала меня до сегодняшнего дня, подождёт и ещё лет — дцать. Могу и тебя с собой захватить, если хочешь, конечно.

— В окно лезть — я пас.

Мы синхронно повернули лица к зарешеченному проёму: я — пессимистично-оценивающе, сокамерник — с вящим ужасом.

— Не-е, туда мы точно не полезем, — обнадёжил меня он. — Так что, тебя освобождать или как?

Я ограничилась кивком. Умереть-то я всегда успею, куда торопиться… Как ни старалась, я не смогла понять, что сделал с оковами так удачно попавшийся мне сокамерник, но уже через минуту смогла расправить затёкшие плечи.

— И как зовут моего спасителя? — саркастическим тоном спросила я.

— Кейрен, — рассеянно представился он, увлечённо роясь в карманах.

Иностранец, что ли? Наконец, на свет был извлечён плоский кусочек мела. Кейрен деловито расчертил пол, изобразив кривоватую пятиконечную звезду.

— По-моему, сейчас не время упражняться в изобразительном искусстве! — возмутилась я, неприязненно оглядывая антихудожественное творение.

Кейрен лишь загадочно улыбнулся, запасливо сунул мелок в карман (вообще-то, мимо оного) и занялся чем-то совсем уж бесполезным (а именно, стал махать руками, словно в попытке взлететь, закатывать глаза и бубнить что-то себе под нос). Может, он медитирует? Что ж, его право. Я подобрала мелок и положила его себе в карман, дабы не отвлекать Кейрена от процесса нашего спасения, который, к моему удивлению, действительно продвигался. Прямо в воздухе появилась небольшая молочно-белая воронка, медленно развернувшаяся в диск. До чего техника дошла! Я никогда и не слышала ни о чём подобном, хотя интересовалась современными достижениями.

— Что это? — восхищённо спросила я, подходя поближе к чудесному диску, висящему в десяти сантиметрах над полом.

— Путь к свободе! — патетично ответил Кейрен. — Залезай!

Я не стала подозрительно тыкать в туманную поверхность — сразу шагнула внутрь диска. Ощущение было подобно нырянию в прорубь: в лицо дохнуло сыроватым холодом, закружилась голова. Но длилось это недолго — уже через пару секунд я вывалилась из точно такого же диска в каком-то другом месте. Н-да, кое-что разработчики не додумали… «Выходной» диск висел на высоте трёх метров; вылетев из него, я взвизгнула и тут же повисла в центре кроны раскидистого дуба. Поза, в которой я оказалась, была весьма оригинальной: правая нога застряла между ветвями, другая — частично свесилась вниз; от падения меня удерживало лишь то, что спиной я лежала на крепком толстом суку. Юбка порвалась удачно, так что особого стриптиза я не показывала: задранная вверх правая нога как раз попадала в импровизированный разрез. Кейрен почти повторил траекторию моего полёта, но, в отличие от меня, не позорно застрял, а предумышленно поймал надёжную ветку и оседлал её с таким профессионализмом, что сомнений в наличии горького опыта не возникало.