Наталья Михайлова - Королевство белок

— Ну, Снодрек, что? Кто у нас за старшего?

— Чего тебе неймется? — с горечью бросил тот.

— Ну, вроде того… Я ваших обычаев не знаю, — примирительно отвечал Берест. — Только раз стенка на стенку, то надо сперва сговориться.

Раб молча посмотрел на него с таким недоумением, что Берест развел руками:

— Так всегда ведется.

— Перебьют нас — и все, — уронил раб.

Он знал, что говорил. Обычно воин-высший был сильнее бойца-невольника. В поединке раб еще мог надеяться выстоять. Но когда десятеро выходило против десятерых, то потери рабов всегда были больше, и высших вскоре становилось девять на семь, семь на одного. Потому доблестные рабы и не тянули жребия вместе со всеми: хозяевам жалко было терять их в отрядном бою. Это считалось состязанием для молодежи.

Берест продолжал донимать своего приятеля:

— Неужто у вас бьются безо всякого сговору, каждый за себя?

Тот с бранью вскочил с топчана, грозя кулаками, чтобы только новичок от него отвязался. Берест схватил его за плечо:

— Нет, погоди! Пошли соберем нашу десятку.

Берест был готов к тому, что и остальные его тоже не станут слушать. Он нахмурился и, что называется, закусил удила: решил брать упрямством. «Сто раз повторю одно и то же, куда они денутся?!». Но когда Берест заговорил настойчиво и твердо, вся десятка подавленно притихла. Сработала въевшаяся в душу привычка подчиняться чужому решению. Натиск Береста, его убежденная речь точно зачаровали девятерых рабов.

— Каждый за себя — это гибель, — втолковывал тот. — Раз они сильнее, то мы возьмем верх, только если у нас выручка будет лучше. Как у добрых людей делается? Бойцы покрепче — те зовутся опорой. От опоры в драке не отходить. Ни назад чтоб не бежать, ни вперед. В опору пойду я сам, еще двоих надо выбрать, покрепче. У прочих одна работа: опору защищать, чтобы не свалили. Рубиться, врага сломить — это дело опоры, а ваше — чтобы мы на оборону силу не тратили, а твердо знали: с боков у нас по товарищу, которые в обиду не дадут. Три дня у нас впереди. За это время на ристалище можно будет попробовать.

Мирт был книжник, мыслитель. Смотритель Нейвин с детства пошел по воинской стезе. Но в Доме Воспитания они, ровесники, жили вместе, просто неравное время уделяли разным занятиям. С тех пор Нейвин мало виделся с Миртом. И все же высшие считали друг друга связанными общими узами. Когда Нейвину понадобился совет, он не колеблясь зашел вечером к Мирту.

Тот писал за столом при нескольких свечах, чуть дрожащих от невидимых потоков воздуха. После приветствия, такого простого, будто они с Нейвином последний раз встречались только вчера, Мирт пригласил его сесть.

— Ты видел сегодняшний бой, несравненный? — сумрачно спросил Нейвин. — Все десятеро высших полегли от руки рабов. Альхасир, одаренный воин, погиб, — спокойно прибавил он.

…День поединка выдался морозным. Уже несколько раз выпадал снег и ярко блестел под солнцем. Рабы очистили от снега ристалище. Облака в небе белели далеко друг от друга. На воинских доспехах, украшенных гравировкой или серебряной насечкой, тускло играли блики. Даже простые стальные бляхи на доспехах десятки невольников были облагорожены солнцем. Оба отряда вышли с непокрытыми головами. Этот обычай поначалу удивлял Береста. Но местные не вели внешних войн — с врагом, у которого было другое вооружение. А сражаться между собой можно хоть бы и совсем без брони, не то что без шлема.

Рабы встали так, как учил их Берест: между своими бойцами-«опорами». Молодые воины напротив них, нетерпеливо ожидавшие знака к началу боя, взглядами выбирали себе соперника. Не один взгляд останавливался на высоком рабе, лицо которого густо заросло мелкой молодой бородкой, и светлые, блестящие под солнцем волосы обрамляли упрямый лоб. Сразиться с этим невольникам хотелось едва ли не каждому из воинов. А Берест узнал Альхасира и стиснул зубы. Он вспомнил, как тихо щелкнул арбалет, Зоран схватился за грудь, пробитую маленькой стрелкой, и так и умер с мыслью, что тетива у парня спустилась случайно.

— Я не видел боя, прославленный, — ответил Нейвину наставник Мирт. — Я был весь день занят своей рукописью и никуда не выходил. Как это произошло?

— Их Берест — вовсе не великий боец, — рассказывал, хмуря брови, Нейвин. — Он сильный и смелый раб, но не мастер боя. И все-таки с ним сегодня в полдень рабы убили десятерых наших, а сами вшестером остались невредимы. Такого никогда не случалось до сих пор.

Мирт, отодвинув от себя рукопись и опершись подбородком на тонкое запястье, не прерывал его даже кивком.

…Альхасир бросился прямо на Береста. Юноша боялся, что кто-нибудь опередит его и убьет этого раба раньше. Альхасир ожидал, что рабы кинутся в схватку, едва распорядитель дал знак, и два отряда рассыплются на сражающиеся пары, как всегда бывало прежде. Рабы двинулись навстречу, но медленным бегом и не разделяясь. Когда Альхасир оказался перед Берестом, тот угрюмо посмотрел ему в глаза. Альхасир в глубине души почувствовал: что-то не так. Но поздно. Клинки сшиблись. Берест, придержав меч воина своим, с силой отвел его руку, — и раб, что защищал Бересту бок, вогнал Альхасиру острие короткого клинка под ребро прямо между пластин легких доспехов…

— Похоже, раб из падшего мира научил их драться так, как дерутся рабы в его краях, — в раздумье произнес Мирт. — Это бесчестный бой, который от природы подходит рабской натуре. Каждый из них по отдельности ничего не стоит. Им не хватает ни собственной храбрости, ни готовности умереть. Тогда они сбиваются в кучу. В стае каждый из них чувствует себя надежнее, смелее. Они связаны общей порукой, которая любого делает лишь частью целого. Воины не вправе опускаться до этого. Мы должны одолеть доблестью и искусством. Высший бьется лишь за собственное совершенство.

— Да, несравненный, — почтительно ответил Нейвин. — Я пришел спросить, верно ли мое решение? По искусству Берест мне неровня. Он еще ничем не заслужил боя со мной. Но я хочу вызвать его и убить. Как ты считаешь, не скажут ли воины, что я вызвал на поединок неравного и этим уронил себя?

Темные, проницательные глаза Мирта встретились с его стальными, серыми.

— Скажи мне сам, Нейвин: для чего же ты хочешь это сделать?

Нейвин слегка усмехнулся.

— Я просто хочу посмотреть, сумеет ли этот раб выкинуть и со мной какую-нибудь новую штуку? Или ему наконец придется за все заплатить?

Пятеро невольников, которые после отрядного боя остались в живых, продолжали считать Береста вожаком. Победу и свое спасение они целиком приписывали ему, как будто он в одиночку положил десятерых высших. Особенно восхищался вожаком голубоглазый силач Снодрек. До сих пор он знал одну цель: выбиться в доблестные рабы. Но отрядный бой, на который он вышел с чувством обреченности и из которого вернулся победителем, заставил его со всей страстью поверить в Береста и его странное боевое учение: «сам погибай, а товарища выручай».