Наталья Михайлова - Королевство белок

Берест ничего не ответил… Молодая королевна вышла замуж за бродягу-короля, и он увел ее от ее от высоких лесов и богато убранных полян… «Без тебя я никогда бы не стал бороться за жизнь так отчаянно. Я люблю этот мир, потому что люблю тебя. Если только мы вернемся назад в наше королевство, я найду тебе золотое дупло, Ирица». Они скоро уснули — она первая, потом и он — оба уставшие от тревог, от разлуки и радости наступившей встречи.

На рассвете Хассем стал разводить огонь, чтобы вскипятить воду. Он мельком бросил взгляд на сидевшего у стены Береста и Ирицу, которая спала, прижавшись к мужу. Тот поднял голову и вдруг встретился с Хассемом ясным взглядом…

Это была первая радость за много дней. Берест словно и впрямь вернулся из дальних краев: расспрашивал о новостях, удивленно озирался. Днем Берест отправился в город. Ирица так боялась его отпускать, что даже хотела идти с ним. Но вызвался Снодрек. Он торжествовал и не мог наглядеться на своего вожака.

Новостей для Береста было много, большей частью неутешительных. Илла храбрилась, делая вид, что с ней все в порядке, и на Зорана поглядывала исподтишка… У Хассема помутнели глаза, он был странно возбужден, говорил быстро и горячо и дышал учащенно. Энкино, возмужавший и незнакомый, взял руку Береста и посмотрел на свет. На ладони у Береста остались не сходящие, как след от ожога, отметины чужих пальцев.

— Что он еще с тобой сделал? Ты помнишь, что с тобой было… там? — спросил он.

Берест повел плечом. Ему не хотелось говорить.

— У тебя не болит сердце? — вдруг подозрительно спросил Энкино.

Берест покачал головой.

Они со Снодреком вскоре ушли и вернулись после полудня. Берест устал. Он отвык ходить. За полдня он узнал все, к чему остальные уже притерпелись, посмотрел свежим взглядом на мертвые улицы, вымерзшие бараки, одичавших, голодных людей.

Ирица тревожно прислушивалась к шагам и первая вышла навстречу Бересту. Он ощутил ее незримое прикосновение: на душе вдруг потеплело. Ирица поймала его признательный взгляд.

Из бережливости ели теперь один раз в день, ближе к вечеру. Илла и Ирица закончили готовить, стали раздавать ужин.

— Садитесь за стол! — позвенела ложкой о котелок Илла. — Хассем, не зевай!

Все стали рассаживаться.

Берест молча принял из рук жены миску с похлебкой. Он думал: у нас еще есть еда, а в городе уже настоящий голод. «Люди едят кошек и крыс, начинается мор. Они не догадываются даже сговориться и сделать запасы из того, что находят», — думал Берест.

За едой Энкино сказал:

— Теперь мы можем уйти.

— Потеплеет — и двинемся, — подтвердила Иллесия.

— Мы нашли пекарню, — невпопад произнес Берест. — Там никто не работает. А мука на мельнице была. Ее просыпали, растоптали. А еще они едят муку и зерно прямо так…

Хассем и Илла, оба недавно жившие в рабских бараках, стали объяснять: рабы всегда получали пищу от надсмотрщиков. Чье дело было готовить, те умели, а остальные ни разу даже не видели, как замешивают тесто или варят крупу.

— Весь город вымрет, — сказал Энкино. — Я знал, что так будет.

Все разом посмотрели на него.

Энкино поднял брови:

— А разве трудно было догадаться? — и быстро, с гневом нахмурился. — Все равно надо было выжечь это гнездо!

Ему никто не возразил, только Зоран вздохнул.

— Пора — что?.. — вдруг отрывисто обронил Берест. — Пора собирать людей. И припасы, какие еще остались. На сколько их хватит для всех? Из чего их можно пополнить? Ну, кроме крыс и кошек, — он погладил Зоранова кота.

Илла отложила ложку и удивленно спросила:

— Ты что, хочешь собрать в замке запасы, чтобы кормить всех ?

Энкино недоверчиво посмотрел на обоих.

— В набат ударить, — предложил Берест. — Созвать людей.

Зоран удрученно покачал головой:

— Какой тебе набат?

— И пожарной каланчи нету?

Этого никто не знал.

— Подождите… — горькая усмешка скользнула по губам Энкино. — Вы что, решили остаться?

— Да нет, мы уходим. Не в крысятнике же этом жить, — тряхнула головой Илла.

— Помните, мы в Богадельне совещались, куда нам податься? — Берест обвел взглядом своих. — Илла с Зораном хотели осесть где-нибудь в Соверне. Мы с Ирицей и Хассемом — в Даргород. Я не знаю, что вы надумали сейчас. Мы с Ирицей… — Берест поймал ее взгляд, и она мысленно разрешила ему: «Говори». — Мы не хотим, чтобы мы все расставались. Сейчас не время. Сейчас нам не выжить поодиночке. Нам всем нужно одно пристанище.

Хассем молча кивнул. Ему некуда было идти, никто его нигде не ждал. Береста и Ирицу, а потом и остальных он привык считать своей семьей. Где будут они, там и он.

— Но почему именно здесь? — спросил Энкино.

— А где? — пожал плечами Зоран. — Из всех нас только у Береста есть дом, но очень далеко отсюда.

Горькая усмешка Энкино становилась все заметнее.

— И вы обыщете город, соберете припасы, которые сумеете найти, а потом начнете кормить этих людей… Нас, — он огляделся. — Нас чуть больше дюжины. Положим, охранять запас будет нетрудно, поставить хоть Снодрека. Тут даже толпы с камнями не дождешься. Но кормить всех… Сколько нужно дров, сколько Илле и Ирице придется возиться у котлов, даже с нашей помощью? Хорошо, котлы вы возьмете на кухне: должны же где-то здесь быть кухни, которые кормили рабов? А что мы будем делать, когда запасы кончатся?

— Нас чуть больше дюжины, — повторил Берест. — Но люди сами будут работать. Им некуда идти точно так же, как и нам. С нами Снодрек, его ребята… И будут еще! Зачем куда-то идти? Хватит искать, надо здесь строиться.

— Проклятое место, — подал голос Энкино.

— Было проклятое — будет наше пристанище, — сказал Берест.

Ирица молчала. Они с Иллой собрали у всех пустые миски и стали мыть над лоханью.

…Эта земля теперь называлась Пристанище. Сначала просто пристанище, а потом и Пристанище. Миновала зима, голодная весна. Подходило к концу лето.

Полгода назад Зоран приволок наковальню в заснеженный двор и начал стучать молотом — вместо набата. Зоран гремел по наковальне полдня, весь взмок, и бывшие рабы понемногу подтягивались к замку поглядеть, что же там происходит? Илла и Ирица велели им подходить к котлу, в котором кипела похлебка, пусть жидкая, но настоящая горячая похлебка. Бывшие рабы — их набралось за два десятка — вспомнили, что так было при высших, и не очень удивлялись. Их накормили, и Берест начал говорить: чтобы выжить, нужны дрова, для всех нужно теплое жилье, нужно чинить выбитые двери и окна, сломанные столы и лавки, нужны исправные инструменты, а к весне — плуги и бороны, косы, лопаты… Берест так и не понял, слушают его люди или нет. Они стояли перед ним неровным рядом, в лохмотьях, с одинаково невыразительными лицами.