Роман Афанасьев - Принцесса и чудовище

— Без меня обойдутся, — буркнул Сигмон, отводя глаза. — У них сейчас работа другая. Допросы, бумажки, аресты… Это не для меня. Птах знает.

— Заняться тебе надо чем-нибудь, — с сожалением бросил Рон. — Пока сам себя до костей не обгрыз изнутри. Ты глянь на себя — зарос, грязен, воняешь уже… Дикий зверь.

— Не надо про зверя, — бросил граф. — С ним-то все хорошо.

— Пойди умойся! — рявкнул в полный голос Рон. — Тряпка!

От неожиданности Ла Тойя отшатнулся, едва не свалившись с кровати.

— Засел он тут, страдалец! — продолжал орать полуэльф, сверкая зелеными глазами. — Быстро собрался, и марш на службу! Ишь, пожалел себя, гусь лапчатый! Ее бы пожалел! Ей-то в запой не уйти, в логово не забиться, и ничего — держится. А ты как дерьмо в проруби…

Сигмон, рыча от злости, вскочил на ноги и навис над полуэльфом, сидящим на табурете. Ронэлорэн смело встретил горящий взор друга, даже и не думая отводить взгляд.

Ла Тойя моргнул. Выпрямился. Потер ладонями лицо. Потом развернулся и зашагал к столику. Подняв бадью с водой, опрокинул ее себе на голову и зафыркал.

— Ну, правильно, — буркнул Рон. — И все на пол. Кому убирать теперь?

Ла Тойя вытряс из бадьи последние капли, аккуратно поставил ее на столик и вернулся к кровати. Под осуждающим взглядом алхимика подобрал полотенце и вытер лицо.

— Прости, — сказал он. — И спасибо.

— Не за что, — бросил полуэльф. — Всегда к вашим услугам, граф.

Сигмон, не обратив внимания на насмешку, принялся вытирать мокрые волосы.

— Как там она? — спросил он, как бы между прочим.

— Тяжело ей, — отозвался Рон. — Ее сейчас на части рвут… В переносном смысле, конечно. Налетели все наши благородные дамы, будто упырицы, за милостями новой государыни. Эветта едва успевает отбиваться.

— А что Геордор?

— Доволен. Пиры закатывает — кажется, свадебный так и не закончился, до сих пор гуляют. И днем, и ночью. Ему сейчас хорошо.

— Понятно, — сухо отозвался Сигмон, бросая полотенце в лужу на полу. — У тебя чистая рубаха есть?

— Принесу, — пообещал алхимик. — А надо?

— Надо, — отрезал граф. — А… про меня?

— Опять спрашивала, — Рон нахмурился. — Где, говорит, мой спаситель, почему не видно?

— А ты?

— А я и говорю — лежит ваш спаситель, сударыня, у меня на чердаке кверху попой, пьяный в дым.

— Что? — опешил Сигмон, опуская руки. — Ты что…

— Да ладно, — отмахнулся алхимик, поднимаясь с табуретки. — Сказал, что ты занят на службе. Хранишь отечество от заговорщиков. Об этом сейчас все знают, шепчутся по углам. Многих зацепило.

— Я тебе говорил, что твой длинный язык сведет тебя в могилу? — осведомился граф. — Говорил?

— И не один раз, — кивнул Рон. — Что это меняет?

Сигмон задумчиво оглядел друга с ног до головы, словно примеряясь, куда лучше ткнуть кулаком. Потом вздохнул.

— В общем, ничего не меняет.

Ухмыляясь во весь рот, алхимик пошел к двери. Уже на пороге обернулся.

— Рубаху нести? — спросил он.

— Конечно, — отозвался Сигмон, пинком отправляя недопитую бутылку вина под лавки. — И что-нибудь набросить на плечи. По улице надо до дома добраться. Хозяин, наверно, меня уже потерял. Надо появиться, заплатить за постой.

— Сейчас сделаем, ваша светлость, — бодро отозвался алхимик. — Вот еще что…

— Что? — рассеянно спросил Ла Тойя, запуская руку в корзину.

Ронэлорэн пожевал губами, словно стараясь удержать слова, вертящиеся на языке.

— Ничего, — наконец выдохнул он. — Пустое. Одежду прямо сейчас нести?

— Сейчас, — кивнул граф, доставая из корзины пирог с капустой. — Доем вот — и домой. Спасибо, Рон. За приют и за… беседу.

— На здоровье, Сигги. Рад, что ты вернулся, — отозвался алхимик, выходя из комнаты и прикрывая за собой дверь.

На лестнице он остановился. Глянул на дверь за спиной, потом в отчаянье махнул рукой и начал спускаться.

Отбросив распечатанное письмо на пол, Де Грилл разразился потоком брани. В ярости смахнул со стола ворох бумаг, выскочил из-за стола и принялся отплясывать на раскиданных по ковру донесениях лихую пляску.

— Проклятье, — рычал он, — проклятье!

За стеной грянули трубы, запели скрипки, и далекий хор вразнобой затянул песню о воине, что собирался отправиться на войну в далекие края.

Советник, подпрыгнув от ярости, подбежал к дверям кабинета, распахнул их и заорал в темноту коридора:

— Заткнитесь! Чтоб вас всех разорвало! Заткнитесь немедленно!

В ответ донеслись унылые завывания, символизирующие припев древней баллады. Эрмин с силой захлопнул двери кабинета, так что со стен посыпалась побелка. Выхватив из ножен узкий клинок, он обернулся и принялся отчаянно рубить бархатную занавесь, прикрывавшую двери. В мгновение ока тяжелое полотно превратилось в драную простынь с разлохмаченными краями. Последним ударом Де Грилл перерубил занавесь пополам и с размаху вогнал клинок в пол.

Завороженно глядя на раскачивающийся эфес обезумевшими глазами, Эрмин медленно втянул пыльный воздух кабинета. Потом медленно выдохнул. Повторил.

Он не спал уже пятеро суток, и даже его силы подходили к концу. То краткое забытье — на полчаса, не больше, — что он позволял себе в полночь, никак не могло заменить настоящий сон. Все тело ломило, глаза закрывались, Эрмин, ставший раздражительным и несдержанным, засыпал на ходу. Но он не мог позволить себе заснуть. Только не сейчас, когда вся столица гуляла уже неделю, отмечая королевскую свадьбу.

Когда замок погрузился в свадебный пир, который никак не желал кончаться, весь груз дел и забот лег на плечи Эрмина Де Грилла, единственного советника короля, у которого не было ни праздников, ни выходных. Заговор пустил свои корни так глубоко, что порой Эрмину казалось — он никогда не выкорчует измену окончательно. На мелких сошек — исполнителей он махнул рукой на следующий день после свадьбы. Но Совет Лордов, приближенные герцога Сеговара, знать королевства… Эрмин творил чудеса за письменным столом, пытаясь разобраться во всех доносах, что посыпались на него, когда заговор провалился. Всякий, хоть одним коготком причастный к предательству, стремился обелить свое имя, напропалую сдавая тех, кто вовлек несчастного страдальца в преступные сети измены. И Де Грилл, арестовавший главарей, порой толком не знавших, что именно они хотели, отчаянно пытался разобраться в происходящем.

Все, имеющие отношение к заговору, должны быть арестованы — в этом советник видел свою главную задачу. Он просто не мог оставить на свободе никого из них, только не сейчас, когда в королевстве идет один громадный пир. В этом шумном празднестве измена могла легко скрыться, чтобы потом, оправившись от удара, вновь поднять голову. Эрмин не мог этого допустить и потому старался отделить зерна истины от плевел лжи: его агенты прочесывали город частым гребнем, проверенные соглядатаи следили за подозреваемыми. А обновленная стража расследовала таинственные исчезновения знатных лиц, у которых внезапно появились срочные дела в имениях, что находились очень далеко от столицы. И вся информация стекалась к нему, к Де Гриллу, который был вынужден принимать решения, шлепая королевской печатью направо и налево по десять раз на дню. Потому как Его Величество в настоящее время, вместо того чтобы корчевать гидру измены, наслаждался ролью новобрачного и проводил дни и ночи со своей королевой. Эрмин обещал ему, своему другу, позаботиться обо всем. И он делал все, что мог, но ему просто не хватало ни сил, ни времени.