Генри Олди - Дайте им умереть

— Я бы посоветовал тебе, борода, говорить с госпожой Коушут повежливее, — недобро щурится горячий Махмуд, явно заводясь, а Неистовая Зейри не спешит останавливать охранника — она уже для себя кое-что решила.

— С ней? — Ар-Рави презрительно сплевывает, Махмуд кошкой прыгает к бородачу, но натыкается на твердый, как дерево, кулак телохранителя, падает, вскакивает, харкая кровью…

Нет.

Занавес не спешит опускаться.

— Тише, мальчик, остынь, — цедит сквозь зубы ударивший его ублюдок.

Ах, значит, так? Остынь?! Ну, мы еще посмотрим, кто тут мальчик! У господина Ташварда он всегда был лучшим! Ага, пальчики-то растопырил, рожа бандитская! Вот мы тебя сейчас за пальчик-то и…

Махмуд провел отработанный до мелочей захват грамотно, как сто раз до того на тренировке; он даже почти довел болевой прием до конца, до момента кульминации, когда ослепленный болью противник должен был послушно грохнуться на землю, пытаясь избежать вывиха… Увы, Махмуду осталось лишь утешать себя отточенностью действий, но никак не результатом: в последний момент корявый палец громилы телохранителя куда-то исчез, скользкой рыбой вывернувшись из хватки гуляма, — и тут же возник вновь, но уже не рыбой, а сучком кизила, чувствительно воткнувшись Махмуду пониже уха.

Ночь разом сгустилась… Нет, это в глазах потемнело! Гулям судорожно отмахнулся, прыгая вслепую назад и чуть в сторону, затем тряхнул головой и снова ринулся в атаку.

Обманный пинок ногой в пах — так и знал, что шагнешь назад, сволочь! — левой ладонью в лицо, и еще раз с левой, туда же, чтоб ослеп на время… вот они, пальцы блокирующей руки — мосластые, растопыренные, хватай — не хочу!

Схватил.

Лучше б не делал этого.

Оглушительный удар в ухо, даже не удар, а шлепок, после которого, однако, приходится подниматься с земли.

В голове едет поезд, подпрыгивает на стыках рельсов, гудит на переездах…

Дубинка!

От первого удара, рубящего, с оттяжкой, гад пахлаван уклоняется, второй соскальзывает с умело подставленного предплечья — зато уж третий, тычковый, Махмуд от души всаживает громиле под ребра.

Получи!

В следующий момент рык разъяренного зверя заставляет гуляма отшатнуться, дубинка вырывается из рук и исчезает из поля зрения, в мозгу дети начинают забавляться фейерверками, а дальше Махмуду уже не до анализа ощущений, потому что гулям попадает в достаточно убедительное подобие мельничных жерновов…

Вот это да!

Доктор, похоже, взаправду ясновидец. Сработало! И впрямь надо поинтересоваться: какая же поза у Неистовой Зейри любимая? Глядишь…

Дверца сейфа мягко, без звука, распахивается.

Ай да господин Ташвард! Колеблющееся пламя поднесенного к сейфу огарка высвечивает не только две литровые фляги с водой и большой пакет консервированного сока, но и три банки тушенки, упаковку рыбных консервов, аккуратно завернутый в хрустящий целлофан хлеб…

А мы тут голодаем! Детям еле-еле хватило, остальным вообще мало что досталось, крохи со стола в ладонь ссыпали! А у гулям-эмира здесь, оказывается, заначка! И молчал, начальник… Может, и про стычку во дворе, когда доктор стрелять начал, господин Ташвард тоже не все рассказал?..

Часть в сейф упрятал и шифр сменил?

Размышляя таким образом, Усмар Ханифах споро сложил все обнаруженные продукты и воду в объемистую сумку и, погасив свечу, заспешил обратно.

Во дворе шла драка, и была она в самом разгаре. На фоне испуганно жмущегося к земле пламени костра его приятель Махмудик яростно наскакивал на равилевского телохранителя — всякий раз отлетая обратно, но тут же снова подымаясь на ноги и бросаясь в новую атаку.

Не раздумывая о причинах потасовки, Усмар кинулся на помощь коллеге.

Непонятно откуда возникающие ветки больно хлестали по лицу, тяжелая сумка замедляла бег, но, бросить ее гулям не решался: сейчас у него в руках находились, быть может, лишние сутки жизни для них всех.

Звучит рев, силуэты драчунов на миг переплетаются, комом шевелясь у выстреливающего искрами костра, — и тут возле них образовывается совсем уж непомерная туша хайль-баши.

Последнего с кем-либо спутать просто невозможно.

Усмар перепрыгнул через впавшего в оцепенение гулям-эмира, бросив сумку рядом с носилками, увидел прямо перед собой распирающее форму огромное брюхо Фаршедварда Али-бея — и не стал разбираться, на чьей стороне находится мушериф.

Потом разберемся, по холодку! А покамест лучше всадим-ка кулак, да с гортанным криком, как учили, в солнечное сплетение хайль-баши.

Где тут у него солнечное сплетение?.. Шайтан, ну и нажрал мяса!

Удар действительно был хорош, и Фаршедвард от него даже чуть покачнулся — но это осталось единственным достижением Усмара! Кулак доблестного гуляма упруго застрял то ли в могучих мышцах, то ли в еще более могучих жировых накоплениях необъятного брюха — и почти сразу был вытолкнут обратно, как из надутого воздухом резинового баллона.

К чести Усмара, надо сказать, что сориентировался он за доли секунды, сообразив: бить надо в более уязвимые места, к примеру — в голову. Но когда гулям рискнул воспроизвести это действие на практике, оказалось, что нечто напоминающее разлапистый кожаный биток для отработки движений уперлось в его собственный лоб, мешая не только нанести удар, но и просто взглянуть вверх, дабы опознать мешающий предмет.

Усмар попытался обойти препятствие, одновременно нанося совершенно бесполезные тычки в проклятое брюхо, напрочь закрывавшее стратегический обзор; и только через несколько секунд до гуляма дошло, что упершийся в его лоб предмет — это толстенная ручища Фаршедварда Али-бея.

И даже не столько ручища, сколько ладонь.

Именно в тот момент, когда осознание этого унизительного факта стало для Усмара Ханифаха полным и всеобъемлющим, ладонь хайль-баши немного поддалась, вынудив размахавшегося Усмара повалиться вперед, и почти сразу мягкий, но мощный толчок отшвырнул едва не угодившего в костер гуляма шагов на семь.

Если бы господин Ташвард хоть раз сводил мектебных гулямов на тренировки борцов-нарачи и показал им, как смешные толстяки часами шлепают ладонями по содрогающемуся деревянному столбу диаметром в локоть…

Усмар вскочил, весь красный от стыда и злости, потянулся за висевшей на поясе дубинкой — и застыл.

Потому что вокруг наступила мертвая тишина.

Потому что никто, даже проклятый хайль-баши, не смотрел сейчас в его, Усмара, сторону.