Виктория Абзалова - К вопросу о добре и зле

Через два дня геройское трио вступило на ничейные земли. Точнее, ничейными можно было считать уже все территории на расстоянии дневного перехода от Дейла, но в этот день, сами того не зная, они пересекли черту, которая на официальных картах обозначала границу Танкареля. Полдень давно миновал, когда подмытая дождями дорога — а здесь еще были и деревни и дороги, — вывела их к очередному поселку.

Тоже заброшенному. Здесь по крайней мере не было такой разрухи, хотя аккуратно заколоченные ставни и двери производили не менее гнетущее впечатление. Эльф как-то беспокойно оглядывался, как-будто чувствовал неприятный запах, но никак не мог определить его источник.

— Что-то не так, — уронил Райнарт.

— Надеюсь, тут мы ночевать не станем, — зябко повела плечами Гейне, направляясь к колодцу и сталкивая ведро, пока он и Эледвер осматривались: по ее мнению не так было все.

Герой согласно кивнул и свернул к единственному дому, чья дверь вроде бы не была заколочена. Мелигейна провернула ворот, но не успела она зачерпнуть в пригоршню воды, как подскочивший эльф резко ударил ее по руке, опрокидывая ведро обратно.

— Что такое?

— Смотри.

Он начертал над колодезным срубом резкий изломанный знак. Ничего не произошло.

— И?

— Вот именно. Эта вода мертва и ее нельзя пить.

Гейне побледнела, осознав какую глупость только что не совершила. В это время вернулся Райнарт, не объясняя и не рассказывая, что обнаружил, молча сделал знак следовать за ним из деревни, не задерживаясь. Сообщение о колодце его не удивило: люди отсюда не ушли, — они просто умерли. Не сразу: заколачивая дома, хороня умерших в общих могилах и упорно сопротивляясь непонятной напасти. Последний так и лежал в приготовленной для себя домовине, хотя опустить ее в заранее вырытую могилу и закопать было уже некому. Стоило бы отдать эту последнюю дань мужеству, но Райнарт почему-то не хотел беспокоить принцессу и сообщать, куда именно делись жители деревни, поэтому только разбросал солому и поджег, прежде, чем они спешно покинули поселок. Когда слабый ветерок донес до тонкого обоняния эльфа легкий привкус гари, Эледвер обменялся со спутником короткими взглядами: ему ничего говорить и не нужно было, он все давно понял и сам.

Само по себе ничего не делается. Гончие появлялись периодически, разозлить кельпи могли сами местные, но вот что бы кто-то или что-то отняло у воды ее силу — он еще не слышал. И честно говоря, даже не представлял, кем для этого нужно быть и какой силой обладать изначально. Понятно, почему эльфы в такой панике: ведь их силы сродни силам того же кельпи, или сильфов, то есть идут от природы, в отличие от людей-магов, берущих ее у изначальных основ. Отними у эльфа его магию — и эльфа не станет, и оказывается, что есть кто-то, кто на такое способен.

Приходилось признать, что за происшествиями все же стоит чья-то воля, и этот кто-то уже ведет войну, хотя и не так как обычно принято, стремясь даже не покорить, завоевать, а попросту уничтожить. На привале Райнарт невесело размышлял обо всем этом, доводя свое оружие просто до идеального состояния. Гейне, все еще пытавшаяся понять, что за человек перед ней, с интересом за ним наблюдала, но что бы не быть бестактной и не глазеть, смотрела она в основном на меч. Как и его хозяин, он казался обычным только на первый взгляд: полутораручный, с косой крестовиной, он имел простую рукоять без деления и усиливающих колец, но оплетка, хоть и напоминала змеиную кожу, принадлежала скорее всего василиску или виверне.

Сам равномерно сужающийся шестигранный клинок с небольшим рикассо и долой около трети имел узнаваемый коленчатый рисунок. Меч был прост потому, что не нуждался ни в каких дополнениях и был предназначен для дела, а не для украшения и церемоний.

— Не наша работа, — заметил неожиданно заинтересовавшийся Эледвер.

— Не ваша, — с усмешкой согласился Райнарт.

— Но: работа мастера.

— А почему ты сражаешься этим мечом? — все-таки спросила Гейне, которой не спалось, — а не вторым, который зачарованный?

— Я предпочитаю свое оружие, — сухо отозвался Райнарт, — эльфий не слишком удобен.

— Разве настоящий мастер не должен сражаться любым оружием, — скорее уже по привычке поддела его принцесса.

— При необходимости можно сражаться и сковородкой. Но настоящий мастер знает, что правильно подобранное оружие уже половина победы. Над моим может и не пели эльфийские чародеи, но во всем остальном он не уступит.

— Тогда зачем он тебе? — резонно возразила обиженная девушка, когда Райнарт начал прикреплять Разящий к поясу.

— Видишь ли, нам будет противостоять не только воин, — как раз таки бойцом Черный владыка может быть не очень сильным, — сколько маг. А этот меч, — он опустил ладонь на волнообразную элегантную крестовину, — способен рассечь не только плоть, но и чары. И лучше иметь его под рукой в нужный момент.

Гейне умолкла и вскоре все-таки заснула, начиная привыкать к неудобствам походной жизни. Разбудил ее звук, настолько неожиданный в здешних местах, что сначала она подумала, что это все еще сон.

Музыка.

Нежные печальные трели доносились откуда-то из леса. Повернувшись, Гейне обнаружила, что дежуривший эльф исчез. Она приподнялась, но тут заметила, что Райнарт тоже не спит, и прижав палец к губам, показывает ей лежать тихо. Гейне послушно опустилась обратно, прислушиваясь к рвущей душу мелодии. Свирель плакала, заставляя больно дрожать в груди тонкую струнку. Музыка была прекрасна, — но какая же в ней была тоска! Постепенно звуки начали удаляться, пока не стихли совсем.

Эледвер призрачной тенью опустился у костра и Райнарт поднялся ему навстречу.

— Сильван?

— Их сердце истекает слезами. У них небольшой выбор: умереть или уйти отсюда.

Что одно и тоже, — закончил эльф.

— Почему? — только и спросил помрачневший Райнарт.

— Тень. Это все, что я смог понять.

Флешбэк Мастер Фабиан осторожно спустился в мастерскую. Ему не спалось, и он услышал какой-то шум. Он долго возился со светильником, а когда зажег и осмотрелся, подняв повыше, то едва не выпустил его из рук…

В его мастерской сидел не кто иной, как Ворон, и даже ленточка, стягивающая густые волосы была черной, а на столе перед ним лежал памятный эсток.

Впечатления от сомнительного приключения месячной давности еще не стерлись из его памяти, и вряд ли они когда-нибудь померкнут. До сих пор не верилось, что ему удалось избежать не только гибели, но и вообще ущерба, однако напоминанием о происшествии служил богатый кошель, — деньги, находившиеся в нем, мастер пожертвовал комитету вдов и сирот, а вот саму вещь почему-то оставил себе.

Мастер Фабиан почувствовал, как слабеют его ноги, и сел. Он не был уверен, что это ему не снится.