Андрэ Нортон - Леопард в изгнании

Над углями прогоревшего костра висела Чаша, пылая золотыми письменами. За лесом просматривались горы, и Мириэль чувствовала, как Чаша тянет ее, словно магнит, на юго-запад.

И тут девушка окончательно пробудилась.

Птицы на ветвях завели свои любовные песни. В предрассветном сумраке уже проступали силуэты деревьев на фоне неба — скоро встанет солнце. По другую сторону кострища спал отец Мак-Донох.

Мириэль села, вздрогнув от утреннего холода, когда одеяло соскользнуло с ее плеч. Она протерла глаза. Чаши уже не было, но она знала, что видела ее на самом деле. На западе — где-то на западе, — и ее поведут туда. Она уже не сомневалась. С облегченной душой Мириэль встала и начала разводить костер.

Первые несколько недель им еще встречались уединенные фермы, деревеньки и хутора. Все относились к ним дружелюбно, кормили их и пускали на ночлег в обмен на свежие новости из Балтимора. Мириэль окрепла, и, хотя все ее проблемы оставались по-прежнему насущными и нерешенными, она научилась не тревожиться. Каждую ночь во сне она видела Чашу, которая указывала ей путь на следующий день.

Однажды утром Мириэль проснулась и поняла, что сегодня — последний день ее совместного путешествия с добрым отцом Мак-Донохом, поскольку его путь лежал на север, в Огайо, а ее влекло на юг. Тот долгий путь, что она уже проделала, придал ей уверенности в том, что она справится и с дальнейшим переходом. Отец Мак-Донох по дороге научил ее различать съедобные и несъедобные растения. Была поздняя весна, и, хотя земля еще не расцвела изобилием лета, в лесу можно было найти птичьи яйца, коренья и травы, чтобы не голодать.

— Думаю, сегодня мы расстанемся, — сказала она за завтраком.

Отец Мак-Донох тревожно посмотрел на спутницу. Пока они шли вместе, он ни разу не пытался выспросить у нее что-нибудь сверх того, что она сама желала рассказать, но Мириэль сама понимала, что ее объяснения не удовлетворят его.

— Дитя мое, на эти земли еще не ступала нога европейца. Пока мы встречали племена мирных охотников и торговцев, но не все индейцы так миролюбивы. И одинокая женщина здесь подвергается такой опасности, что ты и представить себе не можешь.

— Но я должна идти туда, святой отец. Господь не подвергал бы меня таким испытаниям, не будь это Его замыслом, — ответила Мириэль.

— Возможно, твоя вера крепче моей, — с сомнением произнес отец Мак-Донох, — но ты подвергаешь себя большей опасности, чем можешь вообразить.

— Господь ведет меня туда, — спокойно ответила Мириэль, хотя его слова пробудили в ней былой страх и сердце ее колотилось все сильнее и сильнее. — Я не могу отвернуться от Него.

— А если это не Бог, а дьявол искушает тебя и завлекает туда из-за собственной твоей гордыни? — сказал наконец священник.

— Тогда я буду молить Бога, чтобы он простил меня за этот грех, — не отступала Мириэль. — Я знаю, что вы настолько боитесь за меня, святой отец, что целых четыре дня шли вместе со мной на юг, в сторону от собственного пути. Но сегодня мы должны расстаться.

Отец Мак-Донох лишь вздохнул, чувствуя свою беспомощность.

— Охрани меня Господь от уверенности юных, — пробормотал он, подняв руку для благословения. — И защити тебя Господь, ежели тобой движет безумие, а не вера.

Следующей ночью Мириэль, проглотив холодный ужин, свернулась комочком под деревом и попыталась заснуть, но вера не спасла ее от страха, и ей очень не хватало общества иезуита. Утром она продолжила путь через лес, который, казалось, стоял здесь с самых дней Творения. За три дня ей не встретилось ни единой живой души, лишь на четвертый она вдруг столкнулась с евреем-торговцем, который вел двух тяжело нагруженных мулов и тащил такой огромный тюк, каких Мириэль не видела никогда в жизни. Он сказал ей, что собирается скупать меха по берегам реки Огайо, а затем наймет судно до Нового Орлеана, чтобы продать там свой товар.

Торговец не задал девушке никаких вопросов, хотя она понимала, что после стольких дней пути по диким местам выглядит так, что в приличном обществе ее и на порог не пустят. Она потеряла счет дням, которые они провели, шагая по узким оленьим тропам в глубоких долинах. Вокруг вставали бесконечные горные хребты, и Мириэль подумала, что они так и тянутся вплоть до Тихого океана.

Но в конце концов, когда горы превратились в туманную синюю полоску на горизонте за спиной, она рассталась и с этим спутником. Мириэль весьма смутно представляла себе, сколько ей еще идти, и так долго поддерживавшая ее вера начала колебаться. Как Грааль мог оказаться среди этих необъятных диких просторов? И если он действительно здесь, то как она его отыщет? И если даже ее направят к нему, то что ей делать с ним?

Где-то уже решилась судьба Луи, а она, может, так и не узнает, что с ним произошло. Те, кто замешан в Игре Теней, наверняка могут устроить так, чтобы человек исчез бесследно.

«Не думать об этом! — жестко приказала она себе. — Ты обещала. Ты должна сделать все, что сможешь. Ты не бесполезное существо — неужели любовь Луи ничего не стоит, раз он полюбил ничего не стоящую женщину? Верь и крепись духом, и ты победишь».

Но как же нелегко было убедить себя! Припасы подошли к концу, растения вокруг были ей незнакомы. Труднее стало добывать воду, поскольку немногочисленные ручьи, мимо которых она шла, лежали на дне глубоких расселин, заросших колючими растениями, и добраться до воды было почти невозможно. Проходили дни, и ей начало казаться, что дикая природа одолеет ее.

ИЗ ДУВРА Уэссекс и Костюшко отправились каждый своим путем. Поляк повез лорда Ратледжа в Лондон, а Уэссекс отправился в свое загородное имение.

Ему следовало бы ехать прямиком в Лондон и получить заслуженную взбучку за свой безумный вояж. Тем, что ему все же удалось вернуться с Ратледжем и ценной информацией, он был обязан лишь своему невероятному везению, и Уэссекс понимал, что поездка к Саре — лишь временная отсрочка, от гнева Мисберна ему все равно не уйти. Хуже всего, что его просто могут отстранить от службы «Белой Башне». И он не знал, опечалит ли его это или обрадует.

Уэссекс понимал, что та опасная двойная жизнь, которую он сейчас ведет, не может длиться вечно. Но ему всегда казалось, что освободит его не отставка, а смерть. Шпионы умирают на посту. Отставной шпион, лишившийся покровительства своих хозяев, не проживет долго. Но, может, герцог сумеет уцелеть там, где не выжить простому смертному?

Над этим стоило подумать.

— Веселее, дружок, мы почти дома, — сказал он Стрижу.

Горделивые кирпичные башенки Дайер-хауса четко вырисовывались на фоне закатного солнца. Дом возвели во времена Карла Второго для самого первого герцога Уэссекса, и он стал олицетворением уюта и практичности, поскольку семейство Дайерсов славилось предусмотрительностью.