Андрэ Нортон - Леопард в изгнании

Уэссекс помахал приятелю рукой. Костюшко всегда был фанатиком новых изобретений, от двигателя Бэбиджа [51] * Изобретение Чарлза Бэбиджа, работу над которым британское правительство спонсировало вплоть до смерти изобретателя, осталось, увы, до сих пор нереализованным. до последних теорий механики, разработанных учеными Королевского общества. Идеи и механизмы иногда оказывались действенными и работающими, хотя чаще — совершенно бесполезными.

Однако планы Костюшко не имели ничего общего с намерениями Уэссекса.

Герцог всю дорогу обдумывал предстоящее ему. Если Костюшко знал только то, что Уэссекс направляется в Новый Альбион, то сам Уэссекс знал лишь немногим больше. Поступок Сары оставил ему мало выбора. Когда Руперт отплыл на яхте, он сделал это для себя, уступив чему-то неведомому в себе. Только как герцог Уэссекс он мог получить информацию о герцогине Уэссскской, так что под своим именем ему будет легче ее найти.

Когда он увидел, как Костюшко, обвешанный чемоданами, растворяется в толпе, Уэссекс вернулся в каюту и позволил Этелингу завершить свой туалет согласно четким понятиям камердинера о том, как должен выглядеть настоящий герцог. Через несколько минут после наступления полудня он спустился по трапу — олицетворение праздного, надменного английского герцога. Капитан Таррант уже отправлял матроса в контору начальника порта, но там не было писем ни для «Грезы», ни для герцога Уэссекса.

Руперт решил пройтись до банка.

Подойдя к дверям почтенного банка Нассмана, герцог увидел вывешенный на самом приметном месте венок, достаточно свежий, дабы посетитель мог удостовериться в том, что директор банка всего несколько месяцев назад скончался.

— Мистер Нассман всегда был несдержан в смысле выпивки и еды, — сообщил мистер Фридмен с мрачным удовольствием. Временный директор банка был настолько же тощим, насколько тучным — мистер Нассман. Он принял герцога в бывшем кабинете Нассмана, где окна были так плотно закрыты жалюзи, бархатными шторами и кружевными занавесками, что пробиться сквозь завесы мог только очень отважный и решительный солнечный луч.

— Стало быть, умер он неожиданно? — спросил Уэссекс. Внешне герцог проявлял лишь вежливый интерес, хотя все его охотничьи инстинкты обострились до предела. Может, Нассмана убрали, чтобы он не смог ничего рассказать ему о встрече с Луи?

Через несколько мгновений пустого разговора он понял, что мистер Нассман умер после того, как Луи, по его предположениям, мог обратиться в банк. Мистер Фридмен приписывал кончину директора невоздержанности в пище, но, когда он описал последние часы мистера Нассмана, Уэссекс понял, что речь скорее всего идет о яде.

— Я, как вы сами понимаете, поместил сюда довольно значительную сумму и рад увериться в том, что банк до сих пор в надежных руках…

Кстати, ее светлость еще не обращались за деньгами? — как бы невзначай спросил Уэссекс.

Нет, герцогиня не обращалась. И добрый знакомый герцога, дон Диего де Коронадо тоже не появлялся. Уэссекс ушел из банка по-прежнему озадаченный и недовольный.

Наверное, за эти несколько часов Этелинг уже успел вымуштровать прислугу в балтиморском доме, так что теперь Уэссекс мог спокойно лечь и отдохнуть после морского путешествия. В свое время он не стал вмешивать Луи в интриги британского правительства, но это все равно не обеспечило свободы юному изгнанному королю. Луи пропал в апреле, попав неизвестно в чьи руки. Пять месяцев спустя должны появиться хоть какие-то известия об этом, стало быть, первым делом в поисках герцогини необходимо раздобыть эти новости.

В «Голове турка» он выпил чашечку кофе — горьковатый бодрящий напиток был здесь весьма популярен, поскольку пошлины взимались гораздо меньшие, чем в Англии, — и стал расспрашивать о новостях. Он услышал много бесполезных сведений об урожае и погоде, о разорительном бремени нового Билля о запрете работорговли, который впервые был зачитан в мае, и о намерении Короны основать Комитет Фридмана, для того чтобы возместить убытки.

Многие из только что освобожденных рабов намеревались отправиться в Африку, чтобы вернуться к семьям или основать колонии в родной стране, о которой едва знали. Но не меньшее их количество было крепко привязано к Новому Альбиону. Эти люди собирались превратить свою былую тюрьму в родной дом. К счастью, лорд-протектор Монтичелло уже много лет как не пользовался трудом черных рабов, а брал негров в качестве вольнонаемных работников, так что протесты плантаторов отметались изначально.

— И эти лягушатники черномазые мутят воду прям дальше некуда, — продолжал собеседник, — все так и норовят слинять за Фридом-ривер в Вирджинию или Трансильванию. Они там с голоду околевать будут, но хотят околеть свободными. Я слышал, что французский губернатор на неделе их по тысяче вешает.

— Если так, кто на полях-то работать будет? Кто их будет поставлять в Каролину, до тебя доходит? Кури, пока можешь, дружок, скоро табачок покажется тебе чересчур дорогим, — ответил другой.

При этих словах все расхохотались, и разговор вернулся к разорительным пошлинам, которые недавно ввели в порту Нового Орлеана. Собеседники не особенно жалели о потерянном добре фермеров и охотников, поскольку если Новый Орлеан будет закрыт для английских кораблей, то атлантические порты вроде Балтимора сразу начнут процветать. Осознав, что больше ничего интересного тут не услышит, Уэссекс вышел из таверны.

В «Королевском Монмуте» разговоры больше велись о войне с Францией, поскольку недавно тут побывал сержант, набиравший рекрутов для пополнения полков вроде Королевского Американского. Уэссекс наслушался жалоб на банды вербовщиков, которые охотятся у доков на простофиль, сетований на необходимость отправлять молодежь в Англию, когда надо собственные границы защищать от испанцев и французов и даже от недружелюбных индейских племен, подкупленных врагами. Военные новости были либо старыми, либо недостоверными, и Уэссекс отправился дальше.

В «Делаверском копье» клиентов мало занимали великие дела. Уэссекс выпил пинту неплохого пива и послушал о таинственных огнях в порту, о поветрии мелких краж в пригородах — поскольку железо и серебро не трогали, местные винили в этом домовых, — и еще все хором ругали туземцев за то, что те не желают связывать свои Силы с землей, как англичане.

— Я лучше впущу в дом какого-нибудь подлеца, чем туземку. Еще неизвестно, какая чертовщина перейдет с ней вместе через освященный порог, — сварливо заявила какая-то толстая баба.

— Ну, меня беспокоит не то, что через порог заходит, а то, что на дороге можно встретить, — откликнулся кто-то.