Андрэ Нортон - Леопард в изгнании

— И как же плантаторы будут жить без рабов? — спросил Лафитт.

— Будут им платить, как альбионские плантаторы. Английские фабрики примут весь хлопок, который вы сможете поставить, равно как и кофе, лен и индиго, по честной рыночной цене. Когда война окончится, континентальные рынки тоже будут открыты, а порт Нового Орлеана расположен выгодно и для речной, и для морской торговли. Ваши люди голодать не будут.

— Вы расписываете наше будущее прямо-таки в радужных тонах, мсье. Но сделать то, что вы просите, означает восстать против могущественной империи. Зачем нам свергать хозяина Европы? Почему бы Луизиане просто не остаться лояльной Франции и ее новому хозяину?

— Потому, что если корсиканец или его черный пес Талейран обещали вам Луизиану в обмен на верность, то должен вам сказать, что Наполеон обещаний не держит. Моя страна [68] * Польша была разделена между Россией, Пруссией и Австрией в 1795 году и перестала, таким образом, существовать как самостоятельное государство. Большинство поляков сражались на стороне Наполеона в тщетной надежде на то, что он выполнит свое обещание и восстановит независимость их страны. Конечно же, Наполеон никогда не намеревался всерьез исполнить это обещание. испытала это на своей шкуре, капитан. Так что учитесь на наших ошибках. Судя по донесениям, вы человек неглупый. Даже слишком умный, чтобы этот выскочка-император мог обвести вас вокруг пальца. Если Луизиана сама станет распоряжаться своим будущим, вам даже не надо будет слишком полагаться и на английского короля. Вы сможете найти собственный путь, как богатая страна, которая живет в дружбе с соседями и имеет могущественных друзей в Европе.

— Мой опыт свидетельствует, мсье граф, что мятежники быстро остаются без союзников и друзей вообще, — Лафитт явно считал дискуссию законченной, но Костюшко не собирался мириться с поражением.

— В случае, если Луизиана окажется истинной преемницей бурбонской Франции, этого не случится, — сказал Костюшко, с виноватым видом бросая косой взгляд на Луи. — Простите, Луи. Другого пути нет.

«Ну вот. В конце концов дошло и до этого».

Страшная усталость навалилась на Луи. Он до конца пытался перебороть свою судьбу, но, похоже, в конце концов она одержала победу.

— Значит, этот бедняга именно тот, кем считают его псы де Шарантона? Король? — Странно, но в голосе Лафитта послышалась нотка надежды, а два его военачальника подались вперед, ошеломленно глядя на Луи. Совершенно очевидно, что этой новостью Лафитт с ними не поделился.

Костюшко посмотрел на Луи.

— Я сын своего отца, — просто сказал тот. — Я Луи-Шарль Французский из Дома Бурбонов.

— Ни фига себе! — отозвался от двери Роби.

— Доказательства? — почти неохотно проговорил Лафитт.

— А вам они и вправду нужны? — пожал плечами Костюшко.

— Они есть. Бумаги, показания, драгоценности, — сказал Луи. — Аббат Конде, мой дядя, спрятал их в надежном месте. Он думал, что когда-нибудь я вдруг захочу вернуть свой престол. Если понадобится, я могу за ними послать. Но Костюшко прав. Доказательства вам не нужны. Вам нужна убедительная пешка, — не сдержался он.

— Значит, маленький король не желает править? — коварно спросил Лафитт.

— Мою семью уничтожили, — Луи смотрел прямо в глаза пирату. — Убили мою мать, отца, сестру. Всех, кого я знал. Добрых, ни в чем не повинных людей перерезали, как скот на бойне. И за что? За идею. Нет, не нужна мне ваша проклятая кровавая корона. Я поклялся, что скорее увижу весь народ Франции в аду, чем снова приму ее корону.

— Ах, ваше величество, но ведь корона Луизианы совсем не то что корона Франции. В Новом Свете мы можем основать новую нацию, соединив лучшее, что досталось нам от Старого Света, и лучшее из наших сердец. Это будет не нация французов или испанцев, а нация свободных людей, которыми правит лучший среди них.

— Меритократии [69] * Меритократия — общественная система, при которой высшие должности занимают наиболее талантливые люди. — Прим. перев. король не нужен, — мрачно ответил Луи Лафитту.

— Но королю нужны советники и министры. И если какой-либо человек желает направлять короля, то не должен ли король быть лучшим из лучших?

Луи невольно усмехнулся, подпав под обаяние Лафитта.

— В королевстве, где все равны и нет рабов?

— Если так должно быть, — промолвил Лафитт, всем видом показывая капитуляцию по тому пункту, где, как он должен был понимать, он теряет все. — На борту капера рабов нет, и я считаю, что закон океана должен распространяться и на сушу. Но я сожалею… — он помолчал, не сводя с обоих пленников горящего взгляда черных глаз, и закончил: — что не могу в одностороннем порядке согласиться на ваше щедрое предложение. У меня есть союзники, которые придут в ужас, если я не посоветуюсь с ними. И я еще должен посмотреть, какое участие примет Англия в этой великой революции. Пришлет ли она корабли? Войска?

— Если переворот будет осуществляться силой, то я не хочу иметь с ним ничего общего, — быстро сказал Луи. — Если вы хотите взять Луизиану силой, то ищите себе марионеточного короля где-нибудь еще.

— Понятно, что вы не представляете себе истинного положения вещей в городе, мой друг, если считаете, что вас сочтут кем угодно, только не спасителем. Мсье граф, настало время для, как говорят англичане, серьезной политической сделки. Когда я во всех подробностях буду знать, что вы можете предложить, я посоветуюсь со своими союзниками.

Уэссекс пришел в сознание чуть ли не с неохотой. Придя в себя, он продолжал притворяться лежащим без чувств. Сначала надо понять, где он.

Стоял день. Он ощущал на лице солнечные лучи, ветерок шевелил его волосы, что означало, что он на открытом воздухе. Руки его обхватывали ствол дерева и были связаны за спиной. Уэссекс напряг мускулы и понял, что связали его на совесть. Затылок немилосердно болел, свидетельствуя о столкновении с каким-то твердым предметом в темноте на болотах. Ноги герцога были босыми.

«Никогда не пользуйся магией там, где можно обойтись дубинкой», — говорил некогда один из его наставников, и похоже, эта поговорка была универсальной. Очевидно, те, кто захватил его, не забывали этих слов, кем бы они ни были.

Сбежать легко и просто не получится. Его попытки высвободиться будут замечены задолго до того, как он сумеет это сделать. Изображать обморок больше не было смысла, и Уэссекс открыл глаза.

Он сидел на земле у дерева где-то глубоко в зарослях к западу от озера Понтшартрэн, на одной из естественных дамб, которых тут было великое множество. Его сюртук, жилет, шляпа, рапира и сапоги исчезли, а с ними — и оружие. Слева он видел гладь воды, спокойной, словно зеркало. Прямо из озера поднимались огромные деревья, словно подпирая небо. Отсюда не удерешь без лодки. Или карты.