Пэт Ходжилл - Маска бога

И они ушли, на чем свет кляня ее.

Девушка почти упала обратно в кабинет брата и рухнула в его кресло. Техника Сенеты остановила кровотечение. Приемы контроля боли сейчас не были необходимы, но скоро, когда онемение тела пройдет, они понадобятся. Передние зубы, казалось, качались от полупроглоченных Рун Мастера, горло горело как ободранное. Да и щека уже начинала пульсировать. Джейм мрачно прикоснулась к ней. Никаких сомнений: миледи Калистина нанесла ей серьезную рану. Милостивые Трое, а еще эти разговоры о потере лица…

Но это необязательно. Капитан Рандира говорила о ком-то, кто может все привести в порядок. Лекарь из Глуши. Жрец.

Это проблема.

Никто из кенциров не любит собственных жрецов и не доверяет им — не больше, чем богу, которому они служат. Все стараются, насколько возможно, обходить их стороной, за исключением случаев, когда Дом хочет избавиться от мальчика-шанира. Непредвиденный результат — Община Жрецов вобрала в себя большинство шаниров-целителей, которые слишком медленно взрослели, так что их семьи и не осознавали, кого вышвыривают. Лорды иногда соглашались забрать своих лекарей обратно, но им уже не было дано восстановить контроль над ними. Делаясь послушником, мальчик менялся. А посвящение в жрецы изменяло его навсегда.

По крайней мере, если судить по Иштару.

Более того, от одной только мысли о глубоком целении кожа покрывалась мурашками. В сознании каждого человека сокрыт образ его души — метафора его сущности, на которую влияют болезнь или рана. Восстановление образа излечивает тело. Шанир-целитель входит в души людей, чтобы совершить починку, и, возможно, это самая тесная связь, известная Кенцирату.

Проклятие, Джейм никого не подпустит к себе сейчас так близко, пусть даже потом придется всю оставшуюся жизнь носить маску. Не такое уж большое значение она придает своему лицу.

Тут мысли начали расплываться, может, потому, что целительное действие должно обычно заканчиваться дваром, а может, из-за того (что бы это ни было), чем Калистина смазала лезвие бритвы. Девушка засыпала урывками, то видя, то не видя сны. Ужас оказаться беспомощной удерживал от погружения в глубокий двар, который ускорил бы выздоровление, но после которого оставались шрамы. Пробуждаясь и задремывая, она поверх плаща смотрела в чуть кривое бронзовое зеркало, в котором призрачный образ сидел в кресле ее брата.

Еще более нереальными казались два неподвижных отражения — позади, спиной к ней, на балконе в залитой луной пустоте стояли две фигуры. Она даже слышала их голоса, доносящиеся как бы очень издалека: «…Мальчик мой, уже почти рассвело, — говорил один. — Ты совсем не собираешься спать?» — «Собираюсь, — упрямо ответил брат, — когда мое кресло там, за спиной, освободится».

Черт побери, он опять обвиняет ее. Каким-то образом все, что не подвластно ему, становится ее грехом, — этому учил его их отец, Серый Лорд Ганс.

…Хриплый безумный голос Ганса по каплям вливает яд в уши брата: «С тобой все было в порядке, пока не вернулась она, твоя темная половина…»

— Нет, отец! — невнятно, но горячо запротестовала она. — Это ты выгнал меня вон из дома, в Тени. Винить меня нечестно. И это… «…не слишком-то хорошо — жаловаться». — Кажется, кто-то окончил за нее фразу.

Джейм непроизвольно сжалась в кресле. Этот голос, лицемерный, фальшиво-изысканный, в котором сквозили власть и жестокость, она в последний раз слышала его, когда была пленницей в шатре у Водопадов… Калдан, лорд Каинрон. Отражение потемнело, место действия сменилось — теперь это другая тюрьма, где на сырых каменных стенах чадят факелы.

Калдану ответили хруст грязной соломы, хриплое дыхание, невнятные слова.

«С тебя уже достаточно? О нет. Ты предал меня, Серя. Никто не имеет права совершать подобное, а тем более мой собственный ублюдок. Я еще придумаю, как тебя использовать, — через пару дней я уж постараюсь найти для тебя нечто особенное».

— Нет! — вновь закричала Джейм, пытаясь вырваться из притяжения ночного кошмара. — Калдан, ты не посмеешь…

Он усилия закружилась голова и мысли спутались. Ошеломленная девушка подумала, что, должно быть, упала, но она не помнила удара о землю. Угол зрения какой-то… странный. Все косо. Вместо темницы Рестомира по ту сторону Серебряной реки мелькал Готрегор, вот развалины, а вот светловолосый мальчик-наемник, и выглядит он испуганным. А потом очень, очень близко сверкнули желтые глаза, и за ними не было лица. Не просто одежда из лиша, но татуировка лиш — знак мастера гильдии. Невидимые губы растянулись, пахнуло запахом незримых гнилых зубов: «Тебя послали на поиски Бледной Книги. — Изъязвленные язык и горло хрипло выговаривали злые слова. — Вместо этого ты притащил какой-то дурацкий ножик. — Трое! Джейм наверняка видит их глазами девушки, третьего лица, вырезанного на черенке Костяного Ножа. — Тебя послали убить девчонку. Вместо этого ты говоришь мне, что все твои братья мертвы. Неудовлетворительно. О мальчик, я так счастлив, что ты согласен, потому что это еще не все…»

Да, не все и не совсем. Не живы, но и не вполне мертвы. Просто потеряны, сбиты с толку, и им очень, очень страшно.

Братья, где вы? Где я? Что с нами случилось? Был сильнейший ветер, полный хлопанья крыльев, и в центре его летел Старик — он подхватил нас. Вверх, верх, а потом падение! Засохшие, мертвые ветки на фоне диска луны, они удержали нас, но мы не можем схватиться за ствол. Где мои руки?

На полу из железного дерева, рядом с черным столом, холодеют, окостеневают…

Нет. Здесь. Не мертвы, но и вовсе не живы.

Тот, другой, тоже тут, зацепился за ободранные пальцы-сучья, чернотой течет по белому дереву, он сильнее нас, старше и куда более жесток, тень с голодными, серебряными глазами. Бежать, спрятаться!

…но мы все больше коченеем и цепенеем.

«Ты не можешь вечно убегать от меня, — шепчет он улыбаясь. — Кровные связи».

Джейм вскочила. На секунду от резкого движения глаза заволокла пелена. «Сны, — подумала она, стараясь отдышаться и не шататься. — Всего лишь проклятые сны…»

— Нет, — раздался приглушенный голос Торисена. — Я отказываюсь смотреть их!

Зрение наконец прояснилось. Девушка стояла прямо напротив бронзового зеркала, и искаженное лицо, так похожее на ее собственное, отвечало ей взглядом, полным ужаса. У него были те же черты Норфа, даже кровь текла по высокой скуле. Но оно было чужим.

— Тори? — прошептала Джейм. — Тори, подожди!

Она стремительно шагнула, почти рванулась вперед, но ноги подвели — а образ брата отпрянул. Джейм в поисках опоры ухватилась за занавесь, ее дыхание затуманило холодную бронзу.

— Проклятие, где ты? Иди ко мне, брат! Ну же, иди!