Пэт Ходжилл - Маска бога

— Первая обязанность высокорожденной леди — покорность.

Так говорила юная преподавательница, начальственно проплывая туда и обратно перед своими еще более молоденькими ученицами. Чрезвычайно тесная облегающая нижняя юбка вынуждала ее ступать мелкими, быстрыми шажками, но это удавалось ей так гладко, будто она катилась на невидимых колесиках.

— Вторая обязанность леди — сдержанность, — сказала она, поворачиваясь на носках. Верхняя юбка колоколом колыхалась вокруг ног, бархатные складки открывали роскошную, расшитую узорами подкладку, нарочно зауженную для тренировки грации. — Третья обязанность — выносливость.

Маленькие девочки смиренным эхом повторяли за ней слова. Пальцы их были заняты узелками — вязанием, которому они одновременно учились, глаза за вуалями, указывающими на возраст и ранг, опущены. Эти правила они повторяли уже бесконечное число раз, и в своих родовых замках, и здесь, в Женских Залах Готрегора, — не лучшая ли проверка этой самой выносливости? Учительница любила эти слова — они формировали ее собственную жизнь — и верила, что чем чаще их будут слышать ее подопечные, тем лучше.

Да, такие качества особенно требовались этой зимой. Никогда еще за свою коротенькую жизнь она не видела столько снега, не чувствовала такого холода, не слышала более унылого воя ветра в узкой горловине Заречья. Днем пальцы леденели даже в залах, а снаружи замерзшие птицы камнями падали с неба. Ночами, лежа на руках своей сестры-подруги, она прислушивалась к стонам камней вокруг и редкому отдаленному треску — где-то, не выдержав мороза, ломались железные деревья. Даже в Канун Весны пришлось разрывать снежные сугробы в поисках крокусов для клятв и обетов — цветы фиолетовыми пятнышками слабо светились под коркой наста.

При этих обстоятельствах обитательницы залов не были дома с минувшей осени. Да, правда, что малышки и не намеревались покидать Готрегор до лета, но ведь существенная разница — знать, что ты не можешь поехать домой, даже если этого очень хочется. «К тому же, — думала преподавательница, — им лучше начинать привыкать тосковать заранее». Скоро девочкам предстоит отправиться туда, куда прикажет их лорд, составив достойный контракт от их имени и в своих интересах. Но к тому времени, конечно же, многие уже будут принадлежать к Семье Сестер, и она станет их единственной истинной семьей, когда крошки подрастут. А пока они еще дети из разных отдаленных Домов, и Женский Мир должен научить их тому самообладанию, которым владеет сам.

Юной учительнице и самой это было нужно, несмотря на теплые руки ее сестры Эдирр. Для нее снег, холод и ветер прошедшей зимы не шли ни в какое сравнение с общей странностью этого времени года. Большая часть кенцирского Войска зимовала в Котифире, и Заречье стало таким пустым. А теперь, когда сошел снег, люди видят вещи, о которых раньше только ползли слухи: таинственный туман — предвестья; всадников-мерикитов; от земли и воздуха исходит неестественный шум; деревья перемещаются. Один охотник даже утверждал, что слышал безумный вой Сожженных Однажды, мстителей за убиенных, далеко к югу от обычных мест, — ну да это-то наверняка чушь. Каждый знает, что эти существа и их хозяин, Сгоревший Человек, не более чем суеверия мерикитов.

А вообще вскоре все должно стать лучше, теперь, когда кенциры начинают возвращаться. Несколько недель назад здесь были наследница Ярана Кирен и певица-мерлог Зола, принадлежащая к Общине Летописцев на Горе Албан. Но куда важнее то, что три дня назад пришел первый лорд. То, что это оказался Калдан, лорд Каинрон из Рестомира, казалось учительнице особенно благим знаком, ведь она сама была из Комана, а две ее бабушки — Каинроны. Но, с другой стороны, гарнизон Верховного Лорда так облепил стены, словно ожидал нападения.

Внезапно на нее навалилось еще одно воспоминание, незваное, непрошеное. Бежала молва, что сразу после великой битвы при Водопадах Каинрона поразила некая загадочная болезнь, которую его военачальник описал, как «неважно чувствует землю под ногами» — что бы это ни означало. Нездоровье сильного лорда отражается на всех, кто связан с ним, даже на расстоянии, — вот как на ней. Что-то еще пошатнулось в мирке учительницы, что-то еще стало непрочным, вселяя неуверенность…

Итак, она скользила перед классом, повторяя слова бесспорной истины, демонстрируя своим изяществом, что существование все еще имеет смысл и здесь, в Женском Мире, где никогда ничто не изменится.

Внизу по брусчатке зазвенели копыта. Окна выглядывали на Передний Двор, который назывался так потому, что занимал открытое пространство перед Женскими Залами, которые сами по себе находились в задней половине Готрегора. В центре крепости стоял старый замок Норф, и его тыл выходил как раз на Передний Двор. Лошадь процокала через ворота, разделяющие женскую территорию и внутренний двор крепости. «Но мужчины же не допускаются сюда, — возмущенно подумала учительница. — Здесь Женские Залы, и даже охранники-кендары — женщины». Потом она увидела всадника — всадницу. Хотя на ней и была приличествующая маска, но она носила и юбку с разрезом, и, да-да, сапоги. Леди Бренвир из Брендана вернулась в Готрегор.

В лучшие времена люди в присутствии этой леди лишались силы духа. Железная Матрона, называли они ее за спиной — за жесткую дисциплину. Однако в последние несколько месяцев контроль, казалось, ускользал из ее рук.

Каждый был осведомлен о ее бесчисленных приходах и уходах, словно даже в самый разгар зимы она не могла оставаться ни внутри, ни вне Женских Залов на какой-то сколь-нибудь протяженный отрезок времени.

Преподавательница слышала злобные перешептывания о походном наряде Железной Матроны, но сама лично до сих пор не видела этого одеяния. «Как неприлично», — подумала она, и еще, еще…

Она твердо верила, что все, что делают старшие, — вне критики. Конфликт между такой непреложной истиной и ее собственными чувствами смущал и пугал ее. Все должно быть только так или иначе, третьего не дано.

Бренвир спешилась и исчезла в северном крыле Бренданов.

«Забудь то, чему не можешь помочь», — учил Женский Мир.

Девушка отвернулась от окна, стерев все, что только что видела, из сознания.

— Четвертая обязанность леди, — обратилась она к классу, — быть молчаливой.

Обычно ответом на это были не разговоры, а гримаски. Но сейчас тихий, хотя и очень отчетливый голос в конце комнаты произнес:

— Проклятие.

— Кто это сказал? — резко бросила учительница, хотя и так уже знала. — Ну и что ты сделала на этот раз? Иди сюда, покажи.