Ольга Погодина - Князь Лавин

– Поедешь со мной, – хмуро приказал он, – Вместо тебя оставлю Азгана, он наведет порядок. И немедленно распорядись убрать трупы с площади. С соблюдением всех положенных куаньлинских церемоний.

– Их следует выбросить за ворота на корм псам, – недовольно буркнул Хамман.

– Немедленно – пока к этим трупам не добавился и твой.

Великое Небо, отчего этот чурбан настолько же жесток, насколько недальновиден! Раньше, насколько Илуге помнилось, Хамман особенной свирепостью не отличался. Или это так и бывает с такими людьми – их делает безудержными как раз безнаказанность?

Однако опасные нотки в голове угэрчи, говорившие, что тот готов привести в действие свою угрозу, Хамман уловил. Покосился за ворота, где широкой лентой растянулись воины угэрчи, мчавшиеся на подмогу. И промолчал, склонив голову.

– Как прикажешь, угэрчи. Соблаговолишь ли отдохнуть?

– Некогда мне рассиживать, – Илуге до сих пор подмывало что есть силы съездить мегрелу по зубам, – просто чтобы отвести душу. Вместо этого он поднял Аргола на дыбы, развернулся. Коротко переговорил с Азганом. Слова бросал, будто выплевывал – короткие, злые. Аргол, которому предалось настроение хозяина, нетерпеливо приплясывал на месте, а едва Илуге отпустил поводья, как он рванул в галоп, поднимая фонтаны грязи. Хамман, скорее обескураженный, чем злой, замешкался, однако ослушаться приказа угэрчи не посмел – велел подвести коня и пристроился следом. Воины, вынужденные развернуться, откуда приехали, тоже выглядели угрюмо.

Когда Пу скрылся за небольшой сопкой на горизонте, Илуге, наконец, придержал Аргола. Чувствовал себя он на редкость скверно. Мутно как-то, неспокойно. Будто изнутри что-то скреблось. В голове разрозненными кусками всплывали бесконечные дела. Донесения разведчиков об организованной по границам Гхор цепи постов пока были спокойными. Но это затишье перед бурей – стоит ли говорить. А людей у него катастрофически мало. Стоит ли предавать известности произошедшее? Или…

Хаммана, конечно, следует наказать – но не слишком. Так, для отвода глаз. А потом приблизить к себе. Незаметно. Хороший человек, верный.

Илуге даже моргнул, когда эта неожиданная мысль мелькнула в его голове. Должно быть, это от усталости у него уже ум за разум зашел. Он, в конце концов, отдыхал не больше своих воинов.

Оглянулся, посмотрел на их усталые лица с въевшейся грязью, на потные бока коней. Велел съехать с дороги вблизи первой же речки, – точнее, полупересохшего ручья, больше похожего на забитую рыжей глиной лужу – но и того хватит, чтобы коней напоить. Место у излучины было довольно безлюдное, – здесь, в каменистых предгорьях, деревни редки. Дождь, хвала Небу, прекратился и по такой жаре, что стояла последний месяц, это к добру – хоть немного освежит раскаленные камни.

Веки Илуге словно налились свинцом, перед глазами расплывались багровые пятна. Следом накатила усталость, да такая, что лечь бы сейчас, положить голову на седло и заснуть до самого Аргун Тайлгана! Он уже начал проваливаться в блаженную дремоту, сквозь сон слыша, как его воины устраиваются на ночлег, когда Хамман пристроился рядом с ним. Подумал вяло, что тот сильно рискует, но почти сразу заснул.

Всю ночь его мучили вязкие, душные кошмары, словно кто-то огромный и тяжелый, будто медведь-трехлетка, навалился ему на грудь и дышит жарко и смрадно. Илуге поднялся злой и разбитый, еще засветло. Его снова снедала какая-то неясная, болезненная тревожность, словно что-то нехорошее происходит или вот-вот произойдет. А потому он отобрал сотню людей, прихватил Хаммана и уехал вперед, чтобы уже к вечеру вернуться в Чод. К Янире. Ее прикосновения снимали все тревожные и мрачные мысли, что теперь так часто терзали его. Это был дар ее любви – такой неожиданный и такой желанный. Илуге даже представить себе не мог, что женщина может дать мужчине так много.

В Чод они вернулись уже почти затемно и так устали, что воины разве что не падали с коней. Бросив поводья Аргола подбежавшему дозорному, Илуге молча махнул рукой Хамману, приглашая следовать за собой: вождю мегрелов еще не доводилось бывать в Чод и расположение комнат во дворце наместника было ему незнакомо. Следует поручить Джурджагану устроить гостя.

Устроить как следует. Чтобы никто его не беспокоил, и чтобы они завтра могли спокойно поговорить обо всем наедине.

О чем поговорить? Илуге тряхнул головой, ловя ускользающую мысль, но так и не смог вспомнить, потому что как раз в этот момент из зала церемоний повился Дордже Ранг, на ходу о чем-то приглушенно беседовавший с Элирой.

Только их ему не хватало! Илуге почувствовал, как гнев снова туманит ему голову. Проклятые ургашские прихвостни!

В этот момент Дордже Ранг вдруг остановился, будто споткнувшись. Илуге почувствовал толчок, словно внутри него толкнулась большая рыбина. Его руки почему-то сами собой потянули из ножен клинок Орхоя, голова стала легкой и абсолютно пустой. Словно со стороны, он вдруг услышал свой голос:

– Стража! Схватить ургаша!

Он отчетливо увидел, как потемнели до черноты серые глаза Элиры. Его тело окончательно перестало его слушаться, мгновенно и неестественно одеревенев.

Старик стоял совершенно неподвижно, жилы на его лбу вздулись. И тогда Хамман, о котором все забыли, вдруг дико и нечеловечески завещерал, схватив себя за горло. Лицо его треснуло, словно слой старой глины на такыре, и там, внутри, под этой на глазах оползавшей маской на месте лица что-то влажное и белесое ходило ходуном. Илуге увидел, как Дордже Ранг одним огромным прыжком вдруг подскочил к мегрелу и запустил руку ему в живот. Остатки человеческого стекли с того, что только что было головой Хаммана, одежда бесформенной кучей упала наземь. Теперь в руках жреца, извиваясь и шипя, металось что-то червеобразное. И судя по ярко-красным полосам, покрывшим руки ургаша, небезопасным. На какой-то момент показалось, что жрец покачнулся и сейчас потеряет равновесие…

Дордже Ранг с протяжным выкриком выдрал руку из тела чудовища, и в то же мгновение оно, вспыхнув, пропало. Пропало и сковывающее Илуге оцепенение. Он ошарашенно уставился на свою собственную руку с занесенным мечом, потом медленно опустил его в ножны.

– Что… что это было? – хрипло спросил он.

Дордже Ранг повернулся, раскрыл ладонь. Илуге увидел на его ладони переливчатый камень. Такой же, как в рукояти его меча. Но и другой. Тот был пуст, а этот – полон, готов вместить его, принять и наполнить…

Жизнь. Жажда. Желание.

Его ноги напряглись, готовясь к смертельному прыжку. Хватит одного движения, чтобы схватить камень и перерезать старику горло…

Пальцы Дордже Ранга раскрылись, выпуская в него свет и внезапную, ввинчивающуюся в мозг ослепительную боль. Илуге упал на колени и закричал, появившиеся со всех сторон стражники бросились на Дордже Ранга…