Ольга Погодина - Князь Лавин

Он ошарашенно моргал и, только отдышавшись, осознал то, что отпечаталось в его глазах в момент вспышки. Люди впереди. Вздыбленные кони. Блеск обнаженных мечей.

За первой молнией ударила вторая, еще более чудовищная. В воздухе резко и остро запахло горелой землей и камнем. И в этой вспышке Илуге разглядел то, что не понял сразу: впереди шел бой. Джунгары Чиркена и Баргузена напоролись на ургашское войско, выставленное на охрану границ.

Зацепившись краем за горный хребет, туча повисла прямо над долиной, и теперь молния за молнией била по плоскогорью, хлеща его, будто гигантская извивающаяся плеть. Земля стонала и дрожала. В грохоте непрекращающихся вспышек не было слышно ничего, даже собственного крика.

Если я разверну своих людей прямо сейчас, это будет только справедливо. Пускай Чиркен получает свою славу, а Баргузен – свою месть.

Вместо этого Илуге послал Аргола вперед, увлекая за собой остальных. Постоянные ослепительные вспышки были еще хуже, чем полная темнота: к ней глаза как-то все же успевают привыкнуть. А здесь глаз Илуге выхватывал только какие-то странные, застывшие, неестественные картины, которые никак не могли сложиться в действие. Он просто с размаху налетел на кого-то, увидел разинутый рот, успел по круглому шлему узнать джунгара, и отбил летящий на него меч.

– Бей ургашей, дурак! – заорал он так, что его услышали.

– Илуге! Угэрчи Илуге! – разрозненные крики доносились будто бы издалека.

Небо в очередной раз тяжело грохнуло, и раскололось дождем

Потоки воды, – да, именно потоки, падали вниз отвесной стеной, словно струи водопада. Вся одежда Илуге, седло, волосы, – все мгновенно вымокло. Рыжая сухая пыль под копытами на глазах превращалась в непролазную глинистую грязь.

Ургаши, – а, точнее, куаньлины, выставленные на охрану ургашских границ, – не сразу заметили подошедшее подкрепление. А, заметив, начали растягивать ряды широкой цепью, намереваясь замкнуть кольцо. Обычная их тактика, Илуге уже встречался с ней.

Однако сейчас сделать это было совсем непросто: в звуках бури тонули все голоса и звуки, вспышки молний слепили глаза, лошади пугались, оскальзываясь во влажной грязи. Однако, их было больше, куда больше, чем степняков, понял Илуге, стараясь охватить взглядом колышащееся людское море. Бой был неравным. Им придется отступать – или попытаться убить куаньлинского полководца. В отличие от степняков, идущих в бой совершенно самостоятельно, и затем зачастую совершенно забывающих обо всем в боевом азарте, куаньлины всегда старались сохранять ряды и беспрекословно подчинялись своим командирам. Стоит убить его…

Илуге уже разглядел поверх голов всадника в красном плаще, отчаянно размахивающего мечом и выкрикивающего команды, беспомощно тонувшие в звуках бури. Он уже достаточно получил от Ли Чи сведений о куаньлинском военном устройстве, чтобы узнать отличия хайбэ – командующего тысячей воинов. Значит, военачальник – крупная фигура, и, возможно, где-то неподалеку находится подкрепление…

Илуге развернул Аргола, который ожесточенно грызся с каким-то жеребцом неразличимой масти, тесня его и его всадника прямо на вставленные пики своих соотечественников. Илуге было достаточно просто взмахнуть секирой в его сторону, чтобы, отклонившись, тот напоролся на пику. В струях дождя, ослепительных вспышках и грохоте бури схватка из тактической задачи превращалась в хаотичное месиво, в которой каждый боролся за собственную жизнь, не в состоянии различить, что в это время делают остальные. Это было на руку степнякам и дезориентировало куаньлинов. Илуге отбил чей-то довольно неловкий удар пикой, срезав древко, ушел от замаха мечом; поднырнув, резанул секирой по животу нападавшего, и очутился совсем рядом с красным плащом хайбэ. Кто-то закричал, предупреждая куаньлина. Тот развернулся с быстротой и силой, много сказавшими опытному глазу Илуге. В следующее мгновение новая извилистая сине-зеленая лента расколола небо, ударив так близко к сражающимся, что Илуге почувствовал, как в лицо ему полетели горячие капли. На какое-то мгновение его охватил непереносимый ужас.

Хайбэ ударил, но из-за молнии удар его был слаб, и Илуге без труда отбил его. Кроме меча, куаньлин был вооружен короткой пикой, которой орудовал, отбросив щит и явно завладев пикой в пылу схватки. Сейчас пика, направляемая его рукой, свистнула у самого горла Илуге. Он схватил ее за древко и резко дернул на себя, рассчитывая заставить хайбэ потерять равновесие. Однако тот легко выпустил пику и Илуге, в свою очередь, качнулся назад. Его секира начала свое движение одновременно с мечом хайбэ. Почти лежа на спине Аргола спиной, Илуге, точно во сне, видел, как их оружие движется с равной скоростью – занесенный меч куаньлина – к его груди, а его секира – к виску хайбэ.

Шлем свалился с его головы, когда он отклонялся. Куаньлин навис над ним, сверкающее лезвие приближалось.

" Я должен успеть."

Новая молния с шипением ударила прямо в ряды сражавшихся. Мир вокруг оглох и ослеп, лицо нападавшего хайбэ стало ослепительно белым, в широко открытых темных глазах Илуге увидел себя, что-то беззвучно кричащего в темноту.

Все происходило медленно, очень медленно. Илуге почувствовал, что движение его секиры замедляется, словно бы возникла новая непомерная тяжесть, сдерживающая удар. Он, казалось, не спеша повернул голову. Сражающиеся воины вокруг исчезли. Рядом с Арголом стоял мальчик от силы пяти зим, за ним – немолодой мужчина с длинными вислыми усами, следом – женщина с грудным ребенком на руках. Они стояли молча и смотрели, а за ними, – до горизонта, – Илуге видел реку из людей, скорбно глядящих на него. От их взгляда все внутри цепенело: этот взгляд завораживал и звал за собой. Отраженный в сотнях глаз, этот зов становился почти неодолимым.

" Люди из Шамдо."

Он неохотно повернул голову к своему противнику, почти желая, чтобы меч достал его, для того лишь, чтобы посмотреть, сумеет ли довершить начатое. И в распахнутых над летящим лезвием глазах он вдруг прочел узнавание, и смятение, и мгновенную горечь:

– Ты… – выдохнул хайбэ, и в этот момент он тоже узнал молоденького воина, который почти позволил ему уйти, – там, на площади, когда он пришел за своей умирающей матерью.

Илуге охватила бесконечная печаль. Он успел подумать о том, что лучшего врага, от которого он хотел бы принять смерть, ему не найти, и повернул секиру, чтобы ударить плашмя. А потом ударил меч хайбэ.

– Что происходит, Дордже?

Лицо Ицхаль было абсолютно непроницаемо. Она стояла рядом с Элирой и выглядела…подавленной. Она даже не успела толком повидаться со своим сыном, как он снова уехал. Но то, что ей рассказала Элира, заставляло кровь стынуть в жилах. Ицхаль с трудом заставляла себя контролировать свои мечущиеся, как птицы, мысли: