Дженнифер Роберсон - Танцор меча

Именной клинок. Снова тоже самое. Опять непонятное различие.

– У моего меча тоже есть имя.

– И легенда, – улыбнулся Алрик и сунул флягу мне в руки. – Я знаю все о Разящем, почти все танцоры мечей знают. Но… это не одно и тоже. Яватма намного больше, чем просто меч. Только ан-кайдин награждает ими избранных ан-истойя, учеников, которые доказали, что достойны кровного клинка.

– А почему у тебя нет такого меча?

– Нет потому что я не смог получить достаточно высокий ранг, чтобы заслужить его, – он говорил легко и спокойно, как будто боль затихла много лет назад. Алрик, понял я, смирился со своей участью. – А вот ЧТО это такое… трудно объяснить. Больше чем меч. Меньше чем человек. На самом деле яватма не живет, но некоторые назвали бы это жизнью, – Алрик пожал плечами. – У яватмы есть отличительные черты, как у тебя и у меня. Поэтому можно сказать, что меч живой. Но по-настоящему он оживает только объединившись с ан-истойя, который, – Алрик многозначительно помолчал, – которая получила право на него, которая знает имя меча и знает песню, – Алрик пожал плечами. – Истойя, которая получила высочайший ранг от ан-кайдина больше не истойя. Это ан-истойя. Потом ан-истойя может стать кайдином, если того пожелает. Или танцором меча.

– Кайдин – ан-кайдин, – я нахмурился, обдумывая нюансы в его голосе.

– Дел всегда называла своего учителя кайдин, без приставки.

Алрик кивнул.

– Приставка – знак уважения. Кайдин, ты бы сказал шодо, означает мастер меча. Учитель. С огромным мастерством, но учитель. Кайдин – тот, кого знают все истойя, но ан-кайдин выше. Ан-кайдин – высочайший из высочайших. Я думаю, она нарочно опускала приставку, чтобы хоть так попытаться узаконить то, что произошло.

Я нахмурился.

– А что произошло?

Алрик рукой откинул волосы с лица.

– Есть… был… на всем Севере только один ан-кайдин старой школы. Новые школы вытеснили старую, но многие истойя предпочитают следовать древними путями.

– Был? – резко спросил я.

– Он был убит год назад, как я слышал. В ритуальном поединке против ан-истойя.

Такое бывает. Даже с лучшими из нас. Не всегда легко избежать кровопролития в круге, даже если танцуешь не всерьез.

Здоровый Северянин с изогнутым мечом Вашни посмотрел на Разящего.

– Мечи… на Юге другие. Но на Севере есть мечи и мечи. Именной клинок, яватма, сделан не из простой стали. Такие мечи ан-кайдин делает для лучших учеников, для тех, кто когда-нибудь сможет занять место ан-кайдина. Я был только истойя и не мог узнать больше о кровных клинках, но что это, объяснить можно примерно так: меч, утоливший жажду кровью. И правильно выбрать первую кровь очень важно, потому что меч впитывает все умение, весь жизненный опыт человека, жизнь которого он забрал.

Выбрать кровь. Я резко взглянул на него.

– Тогда… ты хочешь сказать, что ан-кайдин был убит не случайно? Что кто-то хотел получить его мастерство?

Алрик напрягся.

– Я слышал, что это было сделано умышленно.

Я подумал о Северном мече, вспомнил чужие тени в металле, ощущение холода и смерти. Как будто меч был живым. Как будто он знал меня. Как будто он хотел убить меня, как когда-то убил ан-кайдина.

Алрик потрогал рукоять меча Вашни. Где-то в подсознании у меня мелькнула мысль, а есть ли имя у меча Алрика.

– Убийство ан-кайдина, как ты можешь догадаться, карается смертью, – тихо сказал Северянин. – Вина крови не прощается.

– Конечно, – согласился я.

Он встретил мой взгляд.

– На Севере это называют кровным долгом. Убийца должен родне мужчины

– или женщины – которому он принес незаслуженную смерть. Один человек, или два, или двадцать могут поклясться получить долг.

Я кивнул, думая о мужчине, который искал Дел. Он поклялся получить кровный долг?

– Как получают этот долг?

– В круге, – ответил Алрик. – Танец до смерти.

Я снова кивнул. Не скажу, что я удивился. Я понимал, что танец был оправдан совершенным преступлением. Человек убит. Учитель сражен учеником. Потому что ученику нужно было мастерство, заключенное в мужчине, а не только то, чему учитель мог научить.

Я жадно втянул воздух и подумал, как же отчаянно Дел хотела отомстить за убийство ее родни, порабощение брата, унижение, которому она подверглась, когда попала в руки Южных налетчиков. Она хотела получить свой кровный долг. Такие обязанности выполняют невзирая на цену.

А я уже успел понять, что Дел могла добиться всего, чего хотела.

Всего.

Независимо от цены.

Алрик протянул мне флягу, но вынуть пробку и сделать глоток я не успел, потому что из-за угла дома выбежали обе девочки.

Они подлетели к отцу, повисли у него на руках и залепетали на неразборчивой смеси Северного и Южного. Не знаю, насколько непереводимой должна быть речь в их возрасте, но я сразу запутался в языках.

Алрик вздохнул и поднялся.

– Пойдем в дом… Лена просила их привести и тебя, – он сказал малышкам что-то на Северном и обе снова убежали в дом.

– Здорово ты ими командуешь, – отметил я.

– Они же девочки, – он усмехнулся. – Дел содрала бы с меня кожу, если бы услышала, что я говорю такое. И у нее есть на то основания. На Севере у женщин намного больше свободы.

– Я это заметил, – я завернул за угол дома и пригнулся, чтобы войти в дверь, слишком низкую для Северян, или Южан, таких как я.

И остановился.

Дом Алрика был маленьким – всего две комнаты. Спальня, которую я с удовольствием освободил для Северянина и его семьи как только почувствовал себя лучше, и небольшая комната, в которой проводили ночи мы с Дел. Поэтому когда все мы, четверо взрослых и двое детей, собирались в доме, свободного места не оставалось.

В такой тесноте нельзя было не заметить присутствия еще одного человека.

Дел устроилась, скрестив ноги, на пушистой шкуре козы и молча смотрела как я входил. Она сидела замкнувшись в тишину и положив на колени меч.

Без ножен.

Я сделал шаг в сторону, чтобы и Алрик мог войти. Лена стояла в углу комнаты, дочери прижимались к ней по бокам. Было очень тихо.

Я взглянул на незнакомца. Капюшон серого бурнуса лежал на плечах. У незнакомца оказались такие же как у меня каштановые волосы. Я сразу заметил, что мы с ним были очень похожи: одинаковый рост, одинаковый вес. А разглядев рукоять меча, поднимавшуюся над левым плечом, я понял, что охотник наконец-то настиг свою жертву.

Незнакомец улыбался. Рубец от старой раны пересекал его подбородок. В волосах уже появились серебряные нити. Я решил, что он был лет на десять старше меня, а значит ему было чуть больше сорока. Нас с ним могли бы принять за братьев, если бы не его голубые, как у Дел и Алрика, глаза.

Он сделал пустынный знак приветствия: рука с разведенными пальцами прижата к сердцу, короткий поклон.