Дэвид Геммел - Вечный ястреб

— Ты всегда так осторожен?

— Всегда, — улыбнулся он.

Моргас, смежив глаза, задумалась. Она была красива, но Драда тут же погасил зародившееся было желание. Почему оно вдруг возникло? За те полгода, что она жила с Асбидагом, Драда ни разу не испытал ничего подобного. Она подняла веки, и ответ пришел к нему сам собой: в ее глазах было что-то змеиное.

— Полное истребление, — с торжеством сказала она.

— Объясни, — севшим голосом попросил он.

— Города можно брать по-разному. Если ты хочешь воспользоваться торговлей и ремеслами, то стараешься убивать поменьше, и горожане работают уже не на прежних хозяев, а на тебя. С горным краем дело иное. Аэнирам нужна только земля и скот, но никак не люди. Эти дикари ни за что не станут рабами — стало быть, вторжение в Фарлен должно стать началом их полного истребления.

— А женщины? Их ты тоже не советовала бы брать в рабство?

— Нет. После того, как они насытят похоть воинов, их нужно убить. Эта земля станет аэнирской, лишь когда горцы погибнут все до единого.

— Это конечная цель, но как бы ты осуществила само вторжение?

— Я не знаю тех мест и не могу судить, как лучше провести в горы войска и обозы.

— Вот и я тоже.

— Потому ты так и стремишься попасть на эти самые Игры?

— Ты сказала «войска и обозы». Тебе уже случалось решать стратегические задачи, Моргас?

— Тебя это удивляет?

— Нет, — поразмыслив, ответил он.

— Вот и прекрасно. Нам с тобой следует подружиться, Драда. У нас много общего.

— Похоже, что так, госпожа.

— Скажи тогда, как друг: что ты обо мне думаешь?

— Думаю, что ты умна и красива.

— Это ясно и так, — отрезала она. — Мне нужна правда.

— Я недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы составить определенное мнение. До сегодняшнего дня я считал тебя просто обольстительной женщиной, покорившей отца. Теперь мне придется пересмотреть свои взгляды.

— Верно, придется. У меня есть собственные планы — великие планы, — и ты мне в этом можешь помочь.

— Каким образом?

— Поговорим, когда аэниры займут Фарлен.

— Почему ты придаешь этому такое значение? Ты не имеешь дела с кланами — что они для тебя?

— Мне ведомо то, о чем ты, дорогой мой Драда, не ведаешь. В Фарлене есть нечто, недоступное пониманию простых смертных: врата в иные, бесчисленные миры.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, и довольно с тебя.

— Чего ты желаешь, Моргас?

Она, смеясь, потрепала его за бороду.

— Мести, мой пригожий мыслитель. Пока ограничимся этим.

— Кому же ты хочешь мстить?

— Женщине, убившей моего отца и отдавшей на поругание мать. Женщине, захватившей империю, которая должна была стать моей. — Змеиные глаза блестели, язык шнырял по губам. Драда скрыл свое омерзение. — Ты согласен быть моим другом, Драда? Согласен помочь мне в моих устремлениях?

— Я служу своему отцу, госпожа, но готов стать твоим другом.

— Осторожность восхищает меня. — Она провела пальцами по его горлу, и он, сам себе дивясь, снова испытал возбуждение. — Восхищает при условии, что ей сопутствует честолюбие. Честолюбив ли ты, Драда?

— Я сын Асбидага, — ответил он.

Глядя, как она уходит, Драда почувствовал страх. Он недооценивал эту женщину, умную и беспощадную — ужасную женщину. Еще одна змея в родимом гадючнике, сказал себе он.

Касваллон, пропадавший три дня, вернулся домой ранним утром и молча стал в дверях верхней комнаты. Мэг мыла Донала и натирала его тельце маслом, воркуя над ним. Нахлынувшие чувства грозили лишить Касваллона всякого мужества. Он кашлянул. Мэг обернулась, откинула с лица распущенные волосы, улыбнулась мужу.

Он опустился на колени. Ребенок, смеясь, потянулся к нему и попытался обхватить за шею ручонками, когда отец взял его на руки.

Мать надела на Донала рубашонку, сверху кафтанчик, и все вместе спустились на кухню, где Карен готовила завтрак. Оставив ребенка с девушкой, Касваллон повел Мэг посмотреть, как всходит солнце над горами Друина. Мэг, чувствуя, что мужу грустно, молчала.

Они поднялись на холм, сели под развесистым дубом.

— Прости меня, любимая, — сказал Касваллон и поцеловал руку жене.

— За что? Мужчина должен порой давать волю гневу.

— Знаю, но ты единственная, кому я не хотел бы причинить боль.

— Дурачок. Ты думал, я стану страдать из-за разбитых мисок?

— Зачем ты пошла за меня? — спросил он вдруг.

— Отчего все мужчины такие глупые? — задала она встречный вопрос.

— Нет, я серьезно. Зачем?

Заглянув в зеленые глаза Касваллона и ощутив придавившее его бремя, Мэг пригнула к себе его голову для поцелуя.

— На это никто не может ответить. В тот первый раз, когда ты подошел ко мне на Играх, ты мне не понравился. Я видела в тебе зазнавшегося фарленского вора. Но когда Маггриг тебя прогнал, я стала часто о тебе вспоминать. Потом, обнаружив тебя поутру в своей комнате, я воспылала к тебе жгучей ненавистью. Я искренне желала, чтобы тебя убили. Но дни шли за днями, думы сменялись думами, и когда ты зимней ночью, с обледенелой бородой, явился в общинный зал, я поняла, что люблю тебя. Скажи теперь ты: зачем тебе надо было рисковать жизнью, чтобы жениться на мне?

Мягко высвободившись, он взял в ладони ее лицо.

— Потому что до встречи с тобой жизнь не имела для меня никакой ценности.

Они долго сидели молча, наслаждаясь теплом восходящего солнца.

— Теперь скажи, что гнетет тебя, — попросила Мэг.

— Не могу. Я дал слово. Скажу лишь, что нам больше не придется жить так, как прежде. Я знаю, что нынешним летом золотые времена Фарлена скорей всего кончатся, и это знание меня убивает.

— Аэниры?

— И собственная наша глупость.

— Вечно никто не живет, Касваллон. Человек, будь то мужчина или женщина, может умереть в любой миг, поэтому сегодняшний день всего важнее для нас.

— Я знаю.

— Знаешь, но не проникся этим. Положим, ты прав, и аэниры придут сюда на будущий месяц или на будущий год. Допустим также, что они убьют нас обоих…

— Нет! Не желаю даже думать об этом!

— Придется подумать! — жестко сказала Мэг. — Что толку мучить себя понапрасну? Аэниры пока еще не пришли. Мы вместе. У нас есть Донал и Гаэлен. Мы наслаждаемся миром и нашей любовью. Не ты ли всегда говорил, что завтрашний день должен сам о себе заботиться?

— Я мог бы все повернуть по-другому.

— Вот она, настоящая причина твоего горя. Ты не стал бороться за титул лорда-ловчего, отказался от места в совете и теперь сожалеешь об этом. Но один человек не может помешать такому народу, как аэниры. Кто они и к чему стремятся? К войне и смерти, крови и разрушению. Скоро они сами сгинут бесследно, ибо не создают ничего.

— Ты сердишься на меня, — посетовал Касваллон.

— Да, потому что ты позволил страху войти в свое сердце, и он побуждает тебя сдаться без боя. Не этого я ждала от тебя, Касваллон из Фарлена.