Василий Доконт - Траурный кортеж

Не вынимая мечей из ножен, ими, как рычагами, расширили щель, зажавшую ногу Ставра, и уложили его на охапку сосновых веток. Ахваз развёл костерок, пока его товарищ закреплял шину на место перелома.

— Переобуй его: в моём мешке найдёшь всё необходимое. А я обязательно пришлю кого-нибудь. Только не дай костру погаснуть…

Ахваз легко взобрался по скользкому склону и скрылся за вершиной горушки.

Оставшийся солдат принялся мастерить над раненым шалаш: пусть до заставы скиронарской пограничной стражи и полчаса быстрого бега, но когда та помощь придёт — одни соргонские боги знают.

Молодость… Молодость… Молодость… Время благородных надежд и достойных свершений, пора бескомпромиссных решений и неудержимой энергии. чувственных увлечений и отчаянных поступков. Единственным крупным недостатком, присущим этому времени в жизни каждого человека можно считать только нехватку жизненного опыта, но и это, как говорится, дело наживное. Молодость Ахваза и была, как это ни странно звучит, причиной, по которой он был лучшим следопытом в раттанарской дворцовой страже.

Сын потомственного лесника, а, значит, и прекрасного охотника, Ахваз во всякое время года чувствовал себя в любом лесу, как дома, и по молодости своей и недавнему сроку службы не утратил ещё способности мыслить инициативно, с выдумкой — качество, не так уж часто встречающееся у старослужащих солдат.

Приходится признать, что отменная дисциплина в армейском подразделении достигается, в основном, ежедневной муштрой, призванной выработать у солдата определённые навыки, Главный из них — умение подчиняться, и муштрой выбивают из солдата (да-да, именно — выбивают) множество привычек, присущих гражданскому человеку. Особенно — глупую привычку единолично распоряжаться собственной жизнью.

Капитан Паджеро, командир дворцовых стражей из королевства Раттанар, хорошо знал, как быстро армия обламывает самобытность приходящих в неё людей, и всячески оберегал таланты, появляющиеся в его отряде. Это не означало, что солдат получал послабления по службе, быстро приводящие в упадок всякое понятие о дисциплине. Нет, капитан не заводил любимчиков и был одинаково строг и требователен со всеми своими стражами. Просто он умел уважать в солдате чувство собственного достоинства и старался добиться от него добровольного, осознанного подчинения армейским порядкам, подчинения, опирающегося на воинский долг и гордость за своё нелёгкое военное ремесло.

— Мы требуем от наших солдат готовности в любой момент времени отдать свою жизнь по нашему приказу, — говорил капитан своим офицерам. — Так давайте научим их понимать и причины, по которым мы вправе требовать подобной жертвы.

И ещё одно запомните, господа: солдат, ни при каких обстоятельствах, не должен усомниться в вашей готовности отдать, в случае надобности, и свою жизнь, жизнь командира. Требовать от солдат большего, чем от самих себя, мы не имеем права. Я хочу, чтобы мы, все, могли полагаться друг на друга: офицеры на солдат, солдаты — на офицеров. Мне кажется, что это главное условие высокой боеспособности нашего отряда — отряда раттанарской дворцовой стражи.

И капитан терпеливо и настойчиво проводил в жизнь своё понимание армейской службы, и обучал стражей всему, что считал необходимым для солдат знать и уметь в боевой обстановке.

Боевой опыт, приобретенный в постоянных стычках с гоблинами во время длительной службы на побережье, капитан перенёс на подготовку солдат дворцовой стражи — элитного войска, казалось бы, самой судьбой предназначенного, в основном, для парадов и официальных приёмов. Считалось, что у выслужившего срок заградителя было два пути в дальнейшей жизни — отставка или перевод в королевскую охрану, где можно было служить беззаботно, не напрягаясь особо, в сытости и довольстве. Быть дворцовым стражем в то время значило быть сибаритом, лениво зевающим на посту в промежутках между столичными удовольствиями.

С приходом Паджеро кончилась армейская синекура под крылышком раттанарских королей. Требования нового командира к уровню подготовки дворцовых стражей были не менее суровы, чем в заградотрядах, где от этого, зачастую, зависела жизнь солдата. Он безжалостно гонял своих подчинённых на занятиях по рукопашной и мастерству стрельбы из лука, проводил плановые и внеплановые учения и тревоги, обучал искусству преодоления препятствий и умению наладить нормальный быт в походных условиях. Новшества приживались тяжело, со скрипом, но со временем никто уже и не представлял, что служба в дворцовой страже может быть иной.

Казалось бы, что делать среди королевской охраны следопыту? Зачем нужен разведчик дворцовой страже, которая редко бывает за оградой дворцового комплекса раттанарских королей и за пятьсот лет своего существования только однажды принимала участие в битве — у Белого Камня, в незапамятные времена Фурида Первого? Тем не менее, столкнувшись на вербовочном пункте с переполненным военной романтикой, и оттого рвущимся на побережье Ахвазом, капитан Паджеро, правда, не без труда, переманил его в дворцовую стражу.

И настало время, когда пригодилась, пришлась кстати прозорливость капитана: угодившему в ловушку вместе со своей свитой королю Фирсоффу срочно понадобилась помощь. А кто может лучше Ахваза пересечь зимой незнакомый лес и выйти к заставе скиронарской пограничной стражи? И сделать это точнее и быстрее, чем он? Потому и был Ахваз главным в пятёрке разведчиков, посланных за помощью к пограничникам. Пока их было пятеро. Теперь он остался один.

И он бежал — спешил, торопился выполнить поручение короля Фирсоффа, и вовсе не из-за обещанных королём сержантских нашивок. Молодость щепетильна в вопросах чести, и на подвиг её толкают не обещанные призы и награды, а желание проверить свои силы в преодолении опасностей и решении трудноразрешимых задач. И, конечно же — ответственность за чужие судьбы. Когда в твоих руках неожиданно оказываются жизни свыше полутора сотен людей, а тебе всего лишь еле-еле двадцать — будешь и нервничать, и торопиться.

Последняя преграда на пути к заставе — широкое гнилое болото, перед которым и мороз спасовал: проплешины жидкой вонючей грязи трупными пятнами всё ещё покрывали большую часть заболоченной равнины, и не было уверенности, что участки, покрытые снегом, намного твёрже этих проплешин. Срубив небольшую сосенку — мечом, за два удара — Ахваз сделал из неё слегу [1] жердь для поиска тропы в трясине и двинулся через болото.

Через, примерно, полчаса к посту на въезде в пограничный форт вышел перемазанный болотной грязью человек и потребовал отвести его к офицеру.