Василий Доконт - Зимняя охота короля

Например, сэр Эрин трудился спорее мясника на бойне. За всадником тянуться? Куда-то вверх смотреть? Как бы не так! Удар топором по коню, редко — второй, и всадник сближался с генералом, потому что валился конь. Сближался и — замирал, отмеченный топором, в груде нарубленных князем останков. А забрызганный с ног до головы кровью, и конской, и людской, Эрин встречал следующего всадника… За ним — ещё… И ещё… и ещё…

Две другие благоприятные возможности — преграда из пик и меткая стрельба лучников — тоже немало способствовали численному сокращению конницы наместника. Потерь, конечно, избежать не удалось ни гномам, ни стражам, но, на фоне завалов из конских туш, они не так бросались в глаза. Во всяком случае, королевских солдат оставалось в живых достаточно, чтобы сдерживать натиск конницы. А это, собственно, означало — центр королевской армии выстоял, несмотря на неожиданность конной атаки.

Командор Тусон разочаровался… Командор Тусон огорчился… Командор Тусон очень обиделся, наконец… Неуважение, оказанное пустоголовыми ротам Священных отрядов, не могло не сказаться что на здоровье, что на судьбе наместника Хафелара. Согласитесь, что мастеру меча и герою Акульей бухты не пристало пасти задних, если даже мальчишки, вроде Довера и Тахата, запросто получают гербы и шпоры. Тот миг, когда конница изменила направление удара и атаковала центр вместо левого фланга, разрушив розовые мечты Тусона о славной драке и золотых шпорах рыцаря, тот миг стал переломной точкой в недолгой карьере хафеларского наместника по имени… Как его там? Впрочем, какая разница — легче ему всё равно не станет, попадись он в руки командора.

Тусон раз десять вынул и вложил в ножны меч, словно впервые перепоясанный новобранец, которому тяжесть оружия ещё неизвестна и потому — приятна до невозможности. Такая забава ничуть не развлекла командора, и он вышел перед строем своих солдат: посмотреть, достаточно ли у них воинственный вид — на случай, если наместник передумает и хоть немного войск пошлёт на Тусоновы роты.

«Нет, не передумает, — сделал печальный вывод командор после осмотра. — Слишком бравый вид у моих… Орлы! Один к одному — орлы!»

Полные надежды глаза Тусона отыскали, в который уже раз, командную башню короля… Почти пустую башню короля, поскольку малявка Индур занимал очень мало места на смотровой площадке. Можно сказать — совсем не занимал. А короля на башне всё не было. Значит, не было и команды.

«Когда же? Когда? — мысленно вопрошал Тусон у Индура, у короля вопрошал, застрявшего где-то в такой милой драке, вопрошал у Разящего, добравшись в назойливых приставаниях до соргонского небожителя. — Когда? Когда? Когда?»

Не получив ответа, Тусон протолкался через солдатский строй в тыл, к Ларнаку, чтобы то ли пожаловаться тому, то ли обсудить с ним глубокую свою обиду на несправедливое к мастеру меча отношение…

…Полковник Паджеро, подобно Тусону, изнывал в ожидании, но уже — на правом фланге королевских войск. На башню с Индуром граф не смотрел, уделяя внимание, в основном, носкам своих сапог. Избыток нервной энергии заставил Паджеро сначала переминаться с ноги на ногу, а потом — и вовсе скользить подошвой правого сапога: чуть вправо — назад, чуть вперёд — назад, в общем — туда-сюда.

Утрамбованный снег стал покрываться зеркальной корочкой льда, образуя такой же накатанный пятачок, какой стал причиной неприятностей на позиции гномов. Детская забава, однако, за которую Его Величество изволили вознамериться выпороть баловника. Интересно, знай Паджеро о намерениях короля, стоял бы на месте спокойно? Или — нет?

Изредка поглядывая в центр, на круговерть из всадников и гномов, Полковник задавал один и тот же вопрос кому-нибудь из стоящих рядом солдат:

— Ну, что? Есть сигнал?

Это тоже было проявлением нервной энергии, потому что сигнал с башни, если бы он был, следовало не смотреть, а слушать. Барабанный бой Индура, подхваченный барабанщиками всей королевской армии, не услышал бы только глухой. А Паджеро глухим не был.

Тем не менее, он спрашивал. И получал в ответ неизменное:

— Никак нет, господин полковник! Не видать ещё!

Не ожидавший иного ответа, полковник ощупывал рукоять меча и продолжал накатывать поверхность льда. Вперёд — назад, вправо — назад, вперёд — назад…

…Бальсар прятал свою тревогу за судьбу короля в неожиданно подвернувшейся работе: расход стрел у лучников превысил все предварительные расчёты, а подносить стрелы оказалось некому. Не предусмотрел такого события военный совет, и никому из командиров этакая сложность в голову не пришла.

Маг приспособил к делу всех, кому не идти по сигналу в бой: своих сапёров, лекарей, жриц Матушки и возчиков Геймара. Советник хотел возразить, но взгляд Бальсара обещал так мало хорошего, что слова возмущения застряли у барона внутри, вызвав глубокий, грудной, кашель.

Геймар махнул возчикам рукой — идите, мол, а, откашлявшись, и сам занялся подноской стрел…

…Индур оказался единственным зрителем, с удобного для наблюдения места смотревшим все перипетии событий битвы за Хафелар. Он видел дальше всех. Он видел больше всех. Он видел с самого начала — с поскользнувшегося солдата, ставшего невольной причиной жестокой рубки перед заграждением из пик.

Он видел, как трижды сбивали с ног Клонмела, и как тяжело поднимался сержант после каждого такого удара. Поднимался и упрямо занимал своё место подле короля.

Он видел, как был сбит грудью лошади и сам король, и как было зарублена стражами лошадь вместе со всадником, и стражи подняли и перенесли тяжёлую тушу в сторону, высвобождая короля. Хрустальная Корона, по прежнему, сияла на голове Василия, но даже отсюда, с башни, было видно, что волосы короля слиплись от крови.

Индур видел удар копытами, отбросивший Эрина, и гибель лошади, этот удар нанёсшей. Генерал, поднявшись, сначала отсёк лошади досадившую ему ногу, а затем — проломил череп. Что стало со всадником, Индур не разглядел — Эрина закрыл корпус другой лошади. Но вряд ли тот всадник спасся от рассерженного генерала.

Он видел, как гибли, один за другим, гномы и стражи, и знал, что потери очень велики. Стражей вокруг короля оставалась едва половина, а гномы потеряли примерно треть своего состава.

У Индура, кроме сестры — в далёком сейчас Раттанаре, не оставалось близких людей — только приютившие его дворцовые стражи. На каждую потерю среди защитников короля болью отзывалось детское сердечко. Индур плакал от этой боли, не замечая слёз, и неотрывно смотрел, смотрел, смотрел…

Он был единственным, кто увидел замелькавшие в разрывах между конными лысые черепа — наместник решился, всё же, и отправил табун в атаку.