А. Котенко - Отдел странных явлений: Тайны Черной Земли

Как парень ни старался, но по пьяни он еле держался на ногах. Прохожая, не подозревая о том, что перед ней сам фараон, опрокинула кувшин с водой ему на голову.

— Протрезвись, придурок!

— Очень мило с вашей стороны, ик, но ему, — Тутанхамон ткнул пальцем в сторону сопящего чужестранца, — я хотел устроить головомойку ему, ик. Девушка, ик, подождите.

Крестьянка, а ей с виду было лет пятнадцать от роду, грозно посмотрела на пьяного мокрого парня и, фыркнув, отвернулась и направилась к реке, заново наполнять кувшин. Фараон же, не устояв на ногах, сел посреди дороги.

— Сегодня же, ик, попрошу Эйе, чтобы с тебя, ик, нехорошая, налог… эй, девушка, ты куда? Ты почему своего фараона не слушаешь, ик?… Да покарает тебя Амон! И все остальные боги! Крокодилам скормлю! Не пожалею!

Она оглянулась на обиженного пьяницу, но угроза не вызвала у нее страха и она рассмеялась так, что ее поддержало еще несколько прохожих. Позор, да и только. Делать было нечего, пришлось бедному несчастному фараону тащить Ивана Дуракова во дворец по тайному ходу.

— Вообще-то, я фараон, а не носильщик пьяных идиотов! — вздохнул Тутанхамон.

Он взял спящего Ивана под мышки и поволок. Народ шарахался от пьяной парочки, к ним боялись подойти, а взрослые тыкали в их сторону и рассказывали детям, что нехорошо выпивать по кувшину вина в день. Пока правитель волок чужестранца, тот что-то бормотал. Это что-то было невнятным и непонятным. Точно, не шумерский мат.

Кеметские девушки, открыв рты, слушали увлекательный рассказ Маши о том, как она разоблачила Ивана Дуракова и Неба одновременно. Первый, оказывается, по уши влюбился в царицу и больше никого видеть не желает. А второй, оказывается, женат. На ком — московская студентка предпочла промолчать. Потому что даже этой информации отряду влюбленных дев оказалось достаточно, чтобы проклясть всеми возможными словами обоих. Далее биографии парней начали обрастать в девичьих разговорах нелицеприятными подробностями.

— А хотите проклясть их по-настоящему? — сверкая глазами, поинтересовалась Маша.

— Слепить куклу и ткнуть иголкой, чтобы у них кое-что отвалилось? — рассмеялась Тенра, покраснев.

— Они обманули девушку! — добавила ее подруга. — Поэтому я бы их убила.

— Как, например, — поинтересовалась студентка.

Восковая кукла, личная вещь и полить все кровью девственницы, — после такого проклятья не выжил еще никто. 'Так вот зачем Ире была нужна моя кровь! — проскочило молнией в голове у Дураковой. Счастливая улыбка расползлась у нее по лицу.

— А если кровь неправильная? — хитро поинтересовалась девушка у подружек.

— Ничего не случится, — пожала плечами ткачиха, — вроде бы так говорили жрицы храма Таурет…

— Прекрасно, это мне и надо!

— Не поняли? — насупилась Тенра. — Ты ж их обоих хотела проклясть.

— Я о своем, — учтиво заметила студентка.

У нее в голове начал рождаться план величайшего подвига, который она совершит без участия всяких идиотов из ОСЯ и лжецов из дворца. Все же блондинки временами отличаются умом и сообразительностью, Маша улыбнулась сама себе.

Кия, тихо отворив в дверь и попросив слуг не идти за ней, вошла в покои сына. Она остановилась на пороге и молча смотрела на угрюмо сидевшего на тюфяке правителя. Тутанхамон обхватил руками красную подушку и уткнулся в нее носом. Он смотрел прямо перед собой, но, казалось, при этом ничего не хотел замечать и стал предметом интерьера.

Прямо под окном стояла высокая кровать, которую украшали две головы гиппопотама, а ножки были похожи на львиные лапы. Таким образом, заботливый мастер позаботился об обереге для Тутанхамона, поставив ему в стражи целых двух золотых Таурет [34] Таурет — богиня-покровительница материнства, отгоняет злых духов от жилищ. . Рядом с кроватью располагался невысокий столик, на котором лежало золотое зеркало в форме 'анха', тиара, скипетры и две очень странных картинки в деревянных рамках. Как будто кто-то перенес реальность на папирус. Это были распечатки фотографий: на одной фараон в обнимку с белокурой хеттской женщиной, на другой — с черной кошкой на руках. То были подарки от Ивана и Маши. По всей комнате был расстелен ковер, сшитый из шкур львов, а в дальнем углу стоял сундук с небрежно брошенной на его крышку одеждой и пара маленьких стульчиков.

В ногах у владыки Обеих Земель устроился рыжий короткошерстный кот с белой грудкой. Нежась на солнышке, животное драло коготками край тюфяка и довольно мурлыкало.

— Мама, я же просил Ани… — буркнул Тутанхамон. — Оставьте меня все.

Кия тут же села к нему на краешек кровати и взяла сына за руку, но тот посторонился, бросив на сероглазую митаннийку недоверчивый взгляд:

— Что вы пили? Вы с чужестранцем чуть не умерли!

— Кажется, это называется водкой, — сухо ответил он, отворачиваясь. — Оставь меня. Все хорошо.

Кия с укоризной покачала головой, мол, где твоё воспитание, но Тутанхамон даже не смотрел на нее.

Только одна женщина на свете, любящая мать, могла почувствовать, что ничего не хорошо, что ее мальчика (да-да, не мужчину и не правителя, а именно мальчика) что-то очень сильно волнует. Кия взяла в руки рамки с картинками. С них на митаннийскую принцессу смотрел сын, такой, какой он есть, веселый, задорный, с лучезарной улыбкой на лице, такой, каким она его больше всего и любила. А сейчас рядом с ней сидел некто обиженный, разочарованный жизнью. А еще на одной из картинок, рядом с Тутанхамоном была не менее счастливая девушка с золотистыми волосами. Тут и думать не надо, все ясно без слов.

— Красивая, — тихо сказала мать, проведя пальцем по изображению Маши, — Неб, она тебе нравится?

Ответа не последовало. Тутанхамон не отрывал носа от подушки, и ничего не говорил. Мать погладила сына по затылку. Не хочешь отвечать — не надо, сама вижу, что ты влюбился.

— Когда она узнала, что я фараон, — буркнул он, потому что понял — мать не уйдет, не выслушав, — она перестала со мной разговаривать. По щеке ударила… Ни одна из кеметских бы и руку на меня не подняла, узнав мой титул. Отворачивается, обманщиком называет, а я лишь хотел, чтобы она любила меня, а не мое золото. Она видит во мне человека. Понимаешь, мама?

Тутанхамон резко сел, схватив мать за руки:

— Я молод и красив, богат, известен, в меня не влюбляются только бессердечные. Стоит мне выйти на улицу, так охрана моя не от убийц защищает, а от этих сумасшедших девочек, которые стремятся вылезти в первый ряд и затоптать почтенных номархов. Я и в паланкине шторы не открываю, а то девушки собьют с ног моих рабов, чтоб только поглазеть на очаровательного молодого правителя и напроситься в наложницы. Но стоит мне пройти по Уасету в одеждах простолюдина, так ни одна из этих влюбленных на меня внимания не обратит.