Генри Олди - Нопэрапон или По образу и подобию

Олег очень серьезно кивает.

Шутки в сторону.

– Или если это и впрямь психоз – вдруг это… действительно из-за кассет? Я ведь когда от тех шестерых отбивалась… я ведь и не помню ничего! Все как в тумане было. Потом прихожу в себя, а они на земле валяются…

– Да, Ольга, мы давно хотели узнать… Вы там на самом деле одна были? – не выдерживаю я. – Может, вы кого-то прикрываете? Чтоб не подставлять человека? Поверьте, это останется между нами! Можете даже имени не называть. С вами тогда был кто-то еще?

– Одна я шла. Одна! – Ольга едва не срывается на крик и поспешно умолкает.

Я понимаю: она не врет.

– Что мне теперь делать? – тихо спрашивает Ольга. – Мне страшно! Я сама себя боюсь…

– А у вас тоже есть эта кассета, что у Володи?

– Кассеты, – поправляет Ольга. – Две кассеты и альбом.

– Ну да, в рекламке еще написано было, – припоминает Олег. – Может, на второй какая-то зацепка есть?

Он смотрит на меня.

– Может быть, – пожимаю плечами. – Ольга, можно нам будет вторую кассету посмотреть?

– Посмотреть? Вы понимаете… я…

Она резко умолкает под обстрелом наших взглядов.

Кусает губы.

Краснеет.

– Да, можно. – Так скорее заходят в кабинет к стоматологу, а не отвечают на пустой вопрос.

И на том спасибо.

– Мальчики (ишь ты!), а где может прятаться Володя, вы не представляете? – напоминает о себе временно всеми забытая Монахова.

– На конверте штамп 125-го отделения. Отправлено с Левады или с автовокзала. Скорее всего, – сообщаю я Олегу свои выводы.

– Понятно. Ну-ка, давайте еще раз текст посмотрим. Что-то там такое было…

Олег вновь берет листки. Вертит их в руках, быстро бегая глазами по строчкам и шевеля губами.

– Я вначале хотела в милицию обратиться, письмо им показать, – рассказывает между тем Монахова. – Хорошо, что сразу не пошла, сначала знакомому своему позвонила. У него сын – юрист, консультант при Харьковской епархии. Так он, когда это письмо прочел, сразу заявил: «Не вздумайте нести в милицию! Он же пишет, что человека убил! И что он социально опасен. Розыск-то объявят – но, если найдут, посадят непременно. Еще и пару нераскрытых дел на него повесят. Так что не вздумайте…»

– Ну, полагаю, ваш консультант несколько сгустил краски, – спешу я успокоить разволновавшуюся Татьяну. – Но посоветовал верно. В милицию с этим идти не стоит.

– Да, но я хочу его найти! Ведь видно же: ему плохо, ему помощь нужна!..

– Вот, есть! – В голосе Олега пробивается азарт сыщика, напавшего на след. – Монах… Владимир пишет: «Сходил даже на старое место, где мы экзамены сдавали, там аура хорошая. Сидел, три часа медитировал, экзамены вспоминал, тренироваться по-старому пробовал… Не помогает». Ты понял, Димыч?

– Понял!

Я обернулся к скульптурной группе «Недоумение» в лице двух женщин.

– Понимаете, наша школа карате каждый год сдает экзамен. Все группы с инструкторами плюс приглашенные. Так вот, это много лет происходит в одном и том же месте… – Краем глаза я ловлю предупреждающий взгляд Олега и осекаюсь на полуслове. Он прав: не стоит пока говорить Татьяне, где это.

Еще кинется сдуру, спугнет Монаха…

– …а раз Владимир пишет, что он сходил , а не съездил на старое место, – значит, он окопался неподалеку. И мы подозреваем, где.

– Где?! – Монахова вся подалась вперед, задев столик и едва не расплескав коньяк из рюмок.

– Извините, Татьяна, но пока мы не можем вам этого сказать. Думаю, завтра… нет, завтра не получится!.. послезавтра мы сами туда съездим и все выясним. Мы ведь тоже не Шерлок Холмс с доктором Ватсоном. Поймите нас правильно…

Все сходится. Монах отправил письмо с Левады – а электрички на Змиев, через три остановки после которого надо выходить, чтобы попасть на «экзаменационную поляну», уходят именно оттуда! И как раз на той же станции, по другую сторону железнодорожного полотна, имеется вполне приличный дом отдыха, где мы с Олегом отдыхали семьями несколько лет подряд. Пару раз к нам туда на шашлыки приезжали друзья-знакомые – и среди них, кажется, был и Монах.

Сейчас дом отдыха пустует (не сезон еще), но какая-то обслуга из местных там есть всегда, и если приехать да сунуть денег (а деньги у Монаха есть, заработал на бедном Дагласе Дедже)…

– Не волнуйтесь, Татьяна, все будет хорошо! Вот и сын ваш на поправку пошел, и Володя жив, письмо прислал. Мы его постараемся найти. Послезавтра с утра и поедем. Все будет хорошо…

Мне бы и самому хотелось в это верить. Только многое мешает. Теряют на глазах сознание люди на остановке. Обмяк, не дышит старик. Попал в больницу Монахов-младший (слава богу, очухался парень!). Убит американец. Рассказы Большого Босса и «бригадира» Калмыка, бывшего Олегова одноклассника. Сломанная рука Ленчика. Шестеро насильников искалечены вот этой застенчивой и несчастной девушкой, сидящей напротив меня. « Самая разрушительная система выживания ». Как у Миши Успенского: «Всех убью, один останусь ..!»

– А сейчас, если вы, Ольга, не возражаете, мы бы хотели взглянуть на вторую кассету.

– Конечно… Она у меня дома. Если хотите, можем поехать хоть сейчас.

– Поехали. Спасибо за угощение, Татьяна, а Владимира мы постараемся найти. Как только что-то прояснится – сразу как минимум позвоним.

– Погодите! Давайте я ему хоть записку напишу, на случай, если вы его найдете…

…за окном, в промозглой темноте, ветреная Геба уныло кормила Зевесова орла. Занятие это, видать, за тысячелетия каторжных работ надоело Гебе хуже горькой редьки, гроза в начале мая выходила нудной и бесконечной, как зубная боль; и громокипящий кубок проливался на землю мелкой, дребезжащей в кронах деревьев моросью.

Воскресенье распинало себя на сыром кресте полуночи, чтобы воскреснуть через неделю.

Я сидел в комнате один, обложившись фолиантами разной степени потрепанности, и тупо смотрел в составленную мною же схему.

Этакое «Театр Но о времени и о себе».

Сидел.

Смотрел.

Даже правок не делал.

«1333 г. – рождение Канъами Киецугу, основоположника национальной драмы и отца театра Но; годы жизни 1333–1384. Также начало новой исторической эпохи Муромати (1333–1573), искусство которой создавалось под эгидой воззрений дзэн.

1363 г. – рождение Дзэами Киецугу (в дальнейшем – Дзэами Дабуцу), сына Канъами и величайшего теоретика-практика театра Но; годы жизни 1363–1443.

1374 г. – Есимицу, третий сегун клана Асикага (1358–1408), посещает спектакль труппы Канъами «Окина», приходит в восторг и берет труппу под покровительство. Переезд труппы в Киото, а других трупп – в крупные города.

1384 г. – после смерти отца Дзэами в девятнадцатилетнем возрасте возглавляет труппу.

1392 г. – сегун Есимицу прекращает эру двоевластия (наличие двух императорских дворов, Южного и Северного), и на трон восходит сотый император Го-Комацу из северной, младшей ветви. Начинается расцвет экономики и искусства.