Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт

Цвика первым заметил странное «нечто о трёх ногах», неподвижно возвышающееся вдали между высокими холмиками, и туда вела извилистая тропка. Неподвижное издали, вблизи это «нечто» оказалось живым и дышащим. Мальчики с любопытством смотрели на удивительное создание. Чуть подрагивали две ослепительно-серебристые пышные кучки сверху и по бокам, похожие на пышные кудельки. Такой же ослепительно-серебристый, ритмично подрагивающий куделёк, но гораздо более пышный и втрое-вчетверо большего размера, вершил это удивительное создание, возвышающееся в жутковато-таинственном месте.

Когда ребята приблизились к удивительному созданию, оно начало медленно извлекать мелко вибрирующую «ногу» из тускло переливающейся песчано-пыльной горки. Движения были исполнены ленивой медлительности и глубокой задумчивости.

То, что ребята приняли за третью ногу, под самый конец медленного, плавного процесса оказалось гибкой, длинной и толстой шеей, которую венчала несоразмерно маленькая головка с игривым хохолком.

Ребята застыли, раскрыв рты и глаза, глядя на медленно вылезающую из тускло посвёркивающего песка темно-сероватую с блёклыми переливами шею, затем голову, увенчанную хохолком, на появление томно прикрытых глаз, далее — мощного, переливающегося едва уловимой радугой сероватого клюва. Когда создание выпрямилось во весь свой гигантский рост, стало ясно, что пышные серебристые кудельки — это не что иное, как крылышки и хвост удивительного создания. Они ярко сверкали на чуть проглядывающем сквозь серо-желтоватые тучи пугающе-безликом, безразличном диске белёсого солнца.

Это и был Задумчивый Страус, о котором информировала стрелка указателя. Он был занят тем, что погружал маленькую головку в мягкий сыпучий песок и удерживал её там какое-то время. Извлекал голову из песка он только для того, чтобы вдохнуть новую порцию воздуха, горячего и вязкого, скудного живительной влагой — и тут же снова запихнуть, как правило, в соседнюю кучку песка. Лучше что-то, чем ничего, как видно, рассудил задумчивый чудак, пока дают…

Если что и могло отвлечь Страуса от высокоинтеллектуального занятия, так это неожиданное появление в Радужных Дюнах незваных гостей. Задумчивый Страус грациозно и медленно выпрямился, в том же темпе и ритме с благородной ленцой, распахивая большие, тёмные, ласковые глаза. Затем он с милой, неуклюже-детской грацией повёл крохотными пушистыми крылышками и встрепенулся, стряхивая с себя песчинки, словно бы он только что выбрался из воды и отряхивается от жемчужных капель. Во все стороны блёклыми блёстками разлетелись тучи мельчайшего песка и пыли.

Ребятам показалось, что снова на них со всех сторон одновременно налетел блёкло сверкающий вихрь, что от этого причудливого создания повеяло не то, чтобы угрозой, но… безразличным, с оттенком любопытства, приятием этой угрозы.

Крепко ухватившись за руки, они ошеломлённо отступили в сторону: чего-чего, но такого? — они от громадной, по виду совершенно безобидной птицы не ожидали, — и принялись отряхиваться. Страус, как показалось ребятам, со скучающим любопытством глянул на них, переводя взор своих круглых глаз от одного к другому потешными скачками.

Цвике захотелось подойти поближе и погладить пушистую птичку по маленьким мягоньким крылышкам. На лицах близнецов проступил неподдельный интерес, и они, вслед за Цвикой, протянули руки к пушистой птичке. Вот только… добраться до пушистых, мягоньких крылышек мальчикам почему-то никак не удавалось. Страус был недосягаем, хотя, казалось, — вот он, стоит рядом, на расстоянии протянутой руки.

Каково же было неприятное удивление, когда оказалось, что рука пронизывает пустоту…

Ребята так увлеклись попытками погладить Задумчивого Страуса, что не сразу заметили разбросанных в живописном беспорядке по всему, насколько хватало глаз, пространству, таких же Страусов, клонов первого, синхронно совершающих одинаковые замедленные движениях.

Пока они изумлённо оглядывались по сторонам, ближайший к ним Страус снова окунул голову глубоко в горячую кучу мелкого песка, каким-то непостижимым образом ухитряясь при этом косить то на одного, то на другого выглядывающим из песчаной кучи огромным тёмным глазом.

В этот момент одновременно со всех сторон, переполняя жутковато мерцающее блёкло-радужное пространство, зазвучал глуховатый, и в то же время довольно громкий голос, который опешившим ребятам напомнил фанфарисцирующие интонации Главного Фанфаролога. Им показалось, что исходитт этот голос от ближайшего к ним Страуса — больше неоткуда.

Шмулик удивлённо и в сомнении качал головой: «Не может быть! Неужели у него такой голос?.. У этого или у другого, их тут видимо-невидимо в Радужных Дюнах…» Голос фанфарисцировал: «Остановитесь и внимайте! Всякий, даже незванно пришедший сюда, считается дорогим гостем Радужных Дюн и Задумчивого Страуса! По нашей доброй традиции Задумчивый Страус приглашает своих гостей сыграть с ним в любимую игру — «пёстрики-пустики». Вы не можете обойти добрую традицию Радужных Дюн. Но знайте: Задумчивый Страус — непревзойдённый мастер «пёстриков-пустиков».

Выиграть у него — всё равно, что выиграть пари у (неразборчивое бубнение): такого ещё никому не удавалось. У нашей игры есть маленькое, но необходимое условие: проиграв Задумчивому Страусу, вы закрываете себе выход из Радужных Дюн и пополняете наш дружный коллектив Задумчивых Страусов — всерьёз и надолго!» Похоже, Задумчивый Страус — не что иное, как фантом (или ещё хуже — один из блоков угишотрии.) А глаза (и глаза прочих клонов) — видеокамеры. Ребята знали, что они в розыске — «за антистримерскую деятельность на Турнире и за прямое участие в убийстве рош-ирия Эрании Ашлая Рошкатанкера». Цвика искоса глянул на Шмулика и впервые искренне порадовался, что Нахуми нет с ними.

Пока эти тревожные мысли проносились в головах ребят, после коротенькой паузы голос профанфарисцировал: «Готовы? Будете играть по очереди, или выберете Игрока?

Правила игры позволяют!» Шмулик выступил вперёд, сложил ладони рупором и прокричал: «Разрешите нам, уважаемый адони Страус, выбрать игрока!» — «Выбирайте!

Вас всего трое… хе-хе!..» — ласково, но с угрожающими тусклыми интонациями зачем-то уточнил голос. — «О-кей!» Ребята присели на корточки в кружок на пригорке. Цвика чуть слышно прошелестел:

«Интересно, что это за игра?» — «Я думаю — та самая, которую…» — начал Рувик.

— «Тс-с…» — опасливо прошипел Шмулик. — «Помнишь? Ноам сказал — это вроде «крестиков-нуликов»!" — тихо воскликнул Рувик. — «А-а-а! Тогда порядок! Я помню…» — ухмыльнулся мальчик, выразительно глядя на Шмулика, тот понимающе кивнул, незаметно вытаскивая угав. Цвика как бы говорил: «Позвольте мне сыграть! Я не подведу!» Ребята знали, что Цвика — отличный игрок в «крестики-нулики». Рувик прошептал чуть слышно: «Этот чудик сканирует…» Но об этом уже некогда было думать: пора было вступать в игру с её непонятными правилами, которые им навязали силой.