Сергей Булыга - Бродяга и фея (сборник)

При виде Имширцао бессмертный приветливо кивнул ему и знаком предложил садиться.

Имширцао сел и осмотрелся – пустая, низкая пещера; светильник на стене да циновка, скрывавшая вход, составляли всё ее убранство.

Бессмертный, сидевший напротив, спросил:

– Ты и есть Имширцао, правитель поселка Арну?

– Да, старший брат.

– Хорошо ли работают люди?

– Хорошо, старший брат.

Бессмертный улыбнулся и сказал:

– Зови меня просто: Меджа.

И, словно забыв об Имширцао, Меджа стал внимательно рассматривать свиток. Конечно же, весьма неосторожно было прятать свиток в ларе, у всех на виду. Ведь сколько раз он говорил себе…

– Скажи мне, Имширцао, – снова заговорил Меджа, – кто научил тебя… – и вдруг запнулся, посмотрел на свиток и сказал: – А этот знак, я думаю, обозначает цифру «три».

Имширцао молчал. Ведь еще неизвестно, как здесь поступят с ним, когда поймут, что он возжелал иметь память.

– Ну конечно! – воскликнул Меджа и, указывая пальцем на рисунки, продолжал: – Вот цифра три, вот ветка, вот змея. А вместе это означает: «Сегодня, в третий день месяца лозы года сонной змеи…. я, Имширцао, повелитель поселка Арну…» – и замолчал, с улыбкой посмотрел на Имширцао.

Тот опустил глаза. Скрывать, похоже, бесполезно, но и признаваться… Да, лучше пока погодить.

А Меджа продолжал:

– Насколько я понял, ты таким образом отмечал прошедшие события. Боялся их забыть. Желал неукоснительно исполнять все приказы Верховного. Так?

Голос у него был мягкий и доброжелательный. Но Имширцао молчал. Тогда Меджа сказал:

– Два месяца тому назад я проверял один поселок. Выше по Реке. Поля там были запущены, люди жили впроголодь, а правитель только и знал, что целыми днями пил хокку. Его наказали. А у тебя, мне донесли, порядок. Похвально. Теперь я держу вот этот свиток. Он, несомненно, помогал тебе повелевать людьми, точно предсказывать разливы и в итоге собирать хороший урожай. Всё это хорошо. И даже более того: я думаю, что если все бессмертные вот так же, как и ты, начнут записывать прошедшие события, то страна сразу станет богаче. Это прекрасная выдумка, брат Имширцао! По возвращении в столицу я непременно доложу о тебе. Я покажу этот чудесный свиток самому Верховному и, если ты меня научишь, то и прочту ему всю твою память. Верховный щедро наградит тебя, он ценит ревностную службу, он заботится о младших братьях…

Меджа продолжал говорить, но Имширцао уже не слушал его. Он понял: от него хотят, чтобы он сейчас же открыл свой секрет. Так вот зачем они его пугали! Чтобы он стал сговорчивым. Но ведь как только он научит Меджу читать и записывать память, то сразу же станет ненужным. Меджа возвратится в столицу, падет перед Верховным и скажет:

– Смотри, что я придумал!

Да только зря они надеются. Он, Имширцао, не так уж и прост. Если хотят, чтобы он прочел свой свиток, то пусть возьмут его с собой в столицу. А если собрались хитрить, тогда… И он тихо, но весьма решительно сказал:

– Я ничего не знаю. Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я хочу отдохнуть.

– О! – воскликнул Меджа. – Несомненно! – и хлопнул в ладоши.

В пещеру вошел незнакомец – то самый, который переправлял Имширцао через Реку.

– Возьми его, – сказал Меджа, – он хочет отдохнуть.

Имширцао не спорил. Он встал и покорно пошел за незнакомцем. Тот долго вел его по узким темным переходам, а после, пропустив вперед, вдруг сильно толкнул в спину…

И Имширцао, оступившись, полетел куда-то вниз, ударился о камни раз, второй – и потерял сознание.

Очнувшись в полной темноте, он встал, шагнул вперед – и наткнулся на стену. Тогда он повернулся влево, вправо, отступил назад – везде были стены. Он вытянул вверх руки – пустота; нащупал под ногами камень, бросил – тот, где-то высоко ударившись о стену, свалился вниз. Так, значит, он в колодце. Имширцао сел на пол и замер; прислушался – тихо. Ну что ж, он терпелив.

Ночь, проведенная без сна, дала о себе знать, и он скоро уснул. Проснувшись, Имширцао вновь прислушался – ни звука. Они, наверное, надеются, что он не выдержит, начнет кричать. Зачем? Он не спешит. Впереди у него бесконечная жизнь. Имширцао лег на камни и закрыл глаза.

…А у себя на вилле в полуденный зной он обычно возлежал в тени возле купальни, пил хокку и в полудреме наблюдал, как перед ним танцуют юные наложницы. Юность – это прекрасно, но старость… И он всегда жалел наложниц, понимая, сколь недолговечна их красота. Год, два, от силы три – и все они вернутся в поселок, у каждой будет муж и дети, работа до изнеможения, ячменные лепешки, вяленая рыба. Одна из наложниц однажды сказала:

– Если бы ты не был богом, я родила бы тебе сына.

Он засмеялся тогда. Да, у богов не бывает детей. Дети – это бессмертие смертных.

А она, еще крепче прижавшись к нему, прошептала:

– Через год ты умрешь для меня. А так бы у меня был сын, похожий на тебя.

На этот раз он не смеялся. Он смотрел на нее и молчал. Он пытался понять – и не мог.

– Спи, – сказала она.

Он уснул.

На рассвете, с первыми лучами солнца, он проснулся, а она всё еще спала. Желая разбудить наложницу, он осторожно тронул ее за плечо – и тут же в ужасе отдернул руку: горящая на солнце бронзовая кожа была холодна! Имширцао вскочил…

И увидел возле изголовья пустую чашу из-под хокки. Значит, пока он спал…

Но ведь она прекрасно знала, что хокка – это только для богов, а для людей это смертельный яд. Зачем же она вдруг захотела умереть? И разве ей не было страшно? Такая юная, она могла бы еще долго жить. И он, возможно…

Что?!

Ничего. Шло время. Имширцао наблюдал за уровнем Реки, получал из столицы приказы, понуждал людей работать на полях… И непрестанно думал о той, так неожиданно ушедшей от него, наложнице. У нее была нежная кожа и подведенные сурьмой большие и красивые глаза, ногти крашены хной, а на запястьях – это он ей подарил – браслеты из белого золота. А когда она пела печальные песни, он, привалившись спиною к стене, наливал себе хокки…

Имширцао вскочил, закричал – надрывно и протяжно, словно он заблудился в пустыне. Закашлявшись, он замолчал и прислушался – тихо. Тогда он уткнулся лицом в стену и простоял так до тех пор, пока не успокоился. Тогда он снова лег и почти сразу же уснул.

Потом он еще много раз просыпался, вспоминал свою былую жизнь, кричал и бился головой о камни, а после снова засыпал. Должно быть, прошло много дней, прежде чем где-то далеко вверху вдруг мелькнул слабый неверный свет, а потом на дно колодца шлепнулся конец веревки. Имширцао поспешно вскочил, рванул веревку, проверяя ее на прочность и, задыхаясь от нахлынувшей надежды, полез по ней наверх…

Меджа при виде Имширцао улыбнулся и, как ни в чем ни бывало, сказал:

– Садись, я ждал тебя.