Вера Камша - Несравненное право

Нанниэль поняла, что ей пора. Убежище — это прошлое, которому она больше не принадлежит. Эта жизнь кончена, и ее место в том пугающем, грубом, кровавом мире, в который ушел сначала ее сын, а затем и Эмзар Снежное Крыло, ее единственная, вечная любовь. Она должна идти к нему. Сегодня. Немедленно.

Резестанты выступили на рассвете. Восемь с половиной тысяч человек в прекрасном настроении шли на северо-восток. Светило солнце, дул легкий ветерок, вдоль обочины дороги пробивались первые желтые цветы, и очень хотелось жить.

Луи ехал рядом с Рыгором, обещавшим в ближайшем будущем стать неплохим всадником. Гайда весело бежала впереди, помахивая пушистым хвостом. Поход начинался просто отлично, и внутри Луи все пело, было отчаянно, радостно и чуть боязно, как перед прыжком в воду или перед первым свиданием. К походу готовились всю зиму, и теперь предстояло выяснить на деле, сумели ли они превратить толпу разъяренных и неумелых крестьян в боеспособную армию.

Все не столь уж и обширные познания арцийского принца и здравый смысл и немалый опыт фронтерского войта пошли на то, чтобы обратить недостатки резестантов в достоинства. Оба предводителя прекрасно понимали, что весной за них возьмутся всерьез. Отсидеться по лесам не удастся — годоевцы примутся за уцелевшие деревни, наберут заложников, выжгут, вытопчут и загадят все, что можно. Да и не стоило браться за оружие, чтобы потом прятаться по углам. Оставалось одно — перенести действия на территорию противника, то есть в Таяну! И пусть тарскийцы с гоблинами до посинения стерегут Горду, резестанты пройдут через Тахену!

Луи и Рыгор знали, что в Таяне хозяйничают тарскийские ублюдки, а приграничные села опустошены. Хуже, чем есть, уже не будет. Если они пойдут туда, то не только закроют карателям путь во Фронтеру, но и оставят Михая без подкреплений. Но вот как при этом уцелеть и нанести ощутимый вред противнику? Луи располагал двумя с лишним сотнями обстрелянных и умелых воинов, а после успешного нападения на тарскийский обоз у них появилось какое-то количество легких пушек, но большинство армии составляли вчерашние крестьяне, и делать из них солдат было некогда, да и амуниции и оружия не хватало. Ко всему южная Таяна представляла собой холмистую степь, перемежаемую небольшими перелесками и мелкими речонками, где укрыться не было никакой возможности. Правда, за Геланью шли дремучие леса, но там резестантам делать было нечего — основные силы тарскийцев располагались недалеко от Гремихи, и, возможно, именно там устроили то капище, о котором говорил Куи.

Капище желательно было разрушить. Луи и Рыгор подозревали, что «рогатые» прекратили шастать по Фронтере именно потому, что стали отправлять свои мерзкие обряды в одном месте и что именно там и сгинули обитатели таянских деревень и городков. Это подлое место нужно было еще найти, и надеяться на помощь Прашинко и Кэриуна не приходилось — Таяна была для них отравлена, а власть Сумеречной кончалась у болот, так что рассчитывать приходилось лишь на себя. Но если они не оттянут на себя резервы Годоя и не разрушат проклятый храм, Рене и Феликсу несдобровать. Да и самих повстанцев не оставят в покое, слишком много неприятностей они причинили узурпатору. Что ж, каждый должен делать то, что может, а фронтерские резестанты могли незаметно проникнуть в Таяну и поднять там немалый шум.

То, что родилось в головах Луи и Рыгора, безусловно, повергло бы в ужас любого ученого стратега, но атамана и принца сие не заботило. Главное, чтобы их детище помогло отбить в степи атаку регулярных тарскийских и гоблинских частей. Нужно было обороняться от превосходящих сил противника и при этом не стоять на одном месте? Но крепость строить некогда, да и с собой ее не увезешь… А что увезешь?! То, что Луи нацарапал ножом на столешнице в том доме, где они зимовали, выглядело довольно дико, но Рыгор все понял с лету. Бывший войт сгреб принца в медвежьи объятия и помчался собирать плотников и кузнецов. Работа закипела, и теперь за Луи и Зимным по дороге тянулся невиданного вида обоз, состоявший из прочных повозок, запряженных четверками выносливых крестьянских лошадей. С двух сторон на цепях свешивались толстые дубовые доски, закрывавшие проход под повозками, на дне которых до поры до времени лежали здоровенные деревянные щиты, которые можно было установить и на самих повозках, и между ними. В довершение всего эти чудища — на некоторых из телег были установлены захваченные по осени пушки — были скреплены между собой длинными железными цепями.

Вожди резестантов сошлись на том, что, когда они выйдут в холмы, двигаться нужно будет по четыре запряжки в ряд, причем крайние ряды будут длиннее внутренних, чтобы при необходимости быстро перестроиться в боевой порядок. Две с половиной сотни опытных кавалеристов, сопровождавших повозки, должны были при этом действовать по обстановке, ну а на марше их делом будет разведка. Крестьянской же пехоте надлежало действовать под прикрытием повозок, на которые Луи и Рыгор и возлагали главную надежду.

Принц и войт долго думали, сколько людей посадить на каждую повозку, и наконец сошлись на десятке, в котором каждый дополнял другого. Дело ездового было следить за лошадьми, стрелков — по возможности удерживать врага на расстоянии, а вот для ближнего боя Рыгор удумал нечто совершенно чудовищное, что могло прийти в голову лишь доведенному до крайности крестьянину. Учить вчерашних пахарей, пастухов да кузнецов орудовать шпагами и мечами было некогда, да и в схватке с более опытными противниками они были бы обречены, но когда в мужицких руках знакомое орудие, лучше означенному мужику на дороге не попадаться! Даже Луи стало как-то неуютно, когда он увидел изготовленные по приказу Рыгора тяжеленные цепы, подвижная часть которых была окована железом. Зато длинные пики с крюком, которым можно свалить всадника с седла, придумал Луи. Вернее, не то чтобы придумал, просто вспомнил, что в стародавние времена, когда еще не было пороха и рыцари таскали на себе пуды железа, такие крючья использовались вовсю. Впрочем, цепами и пиками резестанты не ограничивались. В ход шло все от самодельных луков и арбалетов до пересаженных наподобие пик кос, дубин и раскопанных по подвалам захолустных фронтерских замков мечей.

Вооружались и тренировались до середины месяца Иноходца, и вот наконец пришла пора показать себя в деле…

Небо было пустым и серым, даже птицы, и те над Вархой больше не летали. Базилек смотрел из окна, как по груде камней, сваленных в углу небольшого садика, стекает вода. Он был совсем один, и он ничего не знал о том, что происходило за пределами дома и двора, с двух сторон ограниченных высоченной крепостной стеной, а с двух — высоким забором. Раньше бывшему императору хотя бы позволяли подниматься на стену и смотреть на Гану и зеленеющие леса, но потом что-то произошло. Его зять вернулся из своей ежедневной отлучки на берег с горящими глазами, но на расспросы не ответил ни свекру, ни Валле, на которую так рявкнул, что бедняжка совсем растерялась. Когда-то недруги императорской фамилии язвили, что Бернар живет с коронэлем в юбке, а думает о смазливых корнетах. Стоило Валле потерять свою значимость, как муж из нежного и податливого превратился в грубого и злого, словно в случившемся был виноват кто-то другой. Ведь это Бернар настоял на сговоре с Годоем, хотя Эллари всегда восхищался Счастливчиком Рене и говорил, что с Эландом нужно дружить, потому что там арцийской крови уцелело больше, чем в самой Арции. Эллари никогда бы не позволил так себя обмануть, а он, Базилек? Почему он позволил сослать сына брата, кому мальчик мешал?