Вера Камша - Несравненное право

Когда делили силы, Феликсу досталась меньшая часть Северной армии, и это было правильно: удача в захвате лагеря зависела от внезапности, а никак не от числа нападавших. Пять тысяч церковных воинов и пять тысяч арцийцев — вот и все, что было решено выделить под это дело.

Все: и Рене за рекой, и Шада в крепости, и они с Мальвани в поле — понимали, что главная тяжесть свалится на Северную армию, которой предстоит схватиться с пехотой и передвижной артиллерией Годоя. Даже лишенная кавалерии и лагерных пушек, арцийская армия была грозным противником. При самом лучшем раскладе, а пока — тьфу-тьфу (Архипастырь воровато оглянулся и сплюнул через левое плечо, как простой солдат, боявшийся сглазить) — им все удается, — и то соотношение один к трем, и не в пользу Сезара.

— Монсигнор, — арцийский коронэль по возможности старался сдерживать раскаты своего могучего голоса. — Мы на месте.

— Зажигай, — кивнул Архипастырь.

— Сигнал, — завопил аюдант, чьей почетной обязанностью было наблюдать в окуляр, не потянется ли в небо столб белого дыма, возвещая, что Годой убрался из лагеря, а Феликс вышел на исходные позиции.

— Александер! Вы… — барону Шаде не хотелось оскорблять сына недоверием, но напомнить ему о некоторых вещах не мешало…

— Да помню я, — откликнулся Шада-младший, — не волнуйтесь, отец, мы им накостыляем.

— Постарайтесь, — буркнул ветеран, скрывая тревогу — сыну второй раз за день предстояло выводить свою дружину в бой. Там, у Речных ворот, парень справился неплохо, но там был Счастливчик… За рекой и сейчас идет бой. Годоевцы — первые, которых выманили из лагеря, все еще пытаются отбить собственные укрепления, где засели две тысячи Рене. И те и другие, похоже, готовы бодаться до посинения. Что ж, так и задумано…

Дружно бахнули крепостные пушки, колья органки поползли вверх, и Малахитовые ворота, краса и гордость Кантиски, привыкшие к паломникам и чинным клирикам, растворились, выпуская бешено мчавшихся конников. Всадники мчались наметом, над их головами свистели крепостные ядра, сшибая и корежа орудия на внешнем валу вражеского лагеря.

Зазевавшиеся годоевские артиллеристы кинулись к орудиям, но жерла были нацелены на крепостные стены, которые еще пробивать и пробивать, а не на поле возле собственных укреплений. Пока до орудийной прислуги дошло, что к чему, кантисские конники уже оказались в мертвой зоне. Впрочем, кавалерийская атака на укрепления редко бывает удачной и защитникам вала особой опасностью не грозит. Ну побузят конники, погарцуют под стенами, и толку-то… Хуже, что за кавалеристами из крепости выскочило несколько передвижных орудий, а затем показалась пехота, тащившая штурмовые лестницы.

В лагере тревожно запел горн, и все оставленные там отряды, побросав ложки и миски — нападение пришлось аккурат на обед, — бросились к внутренней стене, у которой творилось нечто несусветное. Кавалеристы оказались не столь просты, они и не думали палить по глиняному валу из пистолетов, обратив свои усилия на трое ворот, проделанных на предмет будущего штурма. Кантиссцы озаботились прихватить с собой глиняные пивные кружки и с помощью пращей, которыми они владели весьма искусно, забрасывали ими деревянные створки и стоящий на валу тын. Разбиваясь при ударе, кружки истекали черной вонючей жидкостью. Затем просвистело несколько горящих стрел, и облитые странной текучей дрянью ворота заполыхали, как сухая солома. Привезенные же орудия к этому времени уже развернулись, и по горящему дереву забарабанили небольшие, но меткие ядра.

Этого оказалось довольно. Деревянные створки не были рассчитаны на такое. Их ставили те, кто собирался нападать, а не отражать нападение, ворота же делались из расчета пропустить колонну по двадцать пехотинцев в ряд. Или двенадцать всадников, каковые и не преминули ими воспользоваться, дабы проделать ту же операцию с воротами второго вала. Не предвидя подобной наглости, арцийские саперы исходили из удобства организации собственной атаки и поместили вторые ворота напротив первых, за что и поплатились.

Впрочем, немного пришедшие в себя защитники, возможно, и сумели бы отбить нападение, но в это время Феликс подал сигнал, и десять тысяч человек бросились на оставшиеся без защитников укрепления с противоположной от города стороны.

Топаз вынес хозяина на северный берег Канна как раз напротив Речных ворот, эльф полагал, что пробраться в крепость оттуда будет проще. Если Годой осадил Кантиску, он наверняка выберет для штурма Старый город и Малахитовые ворота, перед которыми, как назло, такое поле, хоть маневры проводи… Однако то, что увидел Роман, выехав из ореховой рощи, не походило на приступ, уж скорее наоборот. Бой шел на северном берегу, и эльф не сразу сообразил, с кем дерется большой отряд под арцийскими имперскими консигнами. Кто-то, засев между двумя явно свеженасыпанными валами, весьма успешно отбивался от наседавшей имперской пехоты, а значит, был другом. Наметанный глаз эльфа углядел связанные цепями лодки, по которым защищающиеся, если бы у них возникло такое желание, вполне могли, оставив у пушек небольшой заслон, переправиться через не столь уж широкий и полноводный Канн и укрыться за крепостными стенами, но отчего-то они этого не делали.

— Подождите-ка меня здесь, ребятки, — шепнул Роман лошадям и, перебегая от дерева к дереву, бросился в сторону вала. От кромки кустов до него было не более полусотни локтей, которые эльф преодолел за считанные мгновения, но его все же заметили.

— Проше дана Романа! — этот вопль мог издать только Зенек. Эльф, с облегчением вздохнув, кошкой взлетел на глиняную насыпь.

— Проше дана! Вот не чекали… Ну й денек сегодня!

— Где Рене?

— Тама, сбирается… Мы сейчас годойцев дурить будьмо…

Рене отыскался на берегу, где несколько дюжих пехотинцев сталкивали в воду становившиеся ненужными пушки. При виде эльфа глаза адмирала ярко вспыхнули, но он ограничился тем, что крепко сжал руку друга. Лицо эландца было напряжено, и Роман понял, что недалек тот час, который выпадает раз в тысячелетия и от которого зависит, как жить, если жить, внукам и правнукам тех, кто удостоился присутствовать при переломе. Долгие разговоры — это потом, это если оба уцелеют и победят. И эльф, слегка улыбнувшись, спросил:

— Куда мне становиться и что делать?

— Оставайся со мной. Где твои кони?