Вера Камша - Несравненное право

Сегодня Красотка превзошла себя самое. Великий герцог Таяны, посетивший чету Зимных, прилюдно признал, что поварихам Высокого Замка далеко до хозяйки Беломостья (так Гвенда и Рыгор назвали свое новое обиталище). Гвенда кокетливо опустила глаза, но не удержалась и рассмеялась в полный голос. Гость ей нравился, и даже очень, — высокий, темноволосый и темноглазый, он не чинился и не чванился, отдавая должное и царке, и закуске. И он так напоминал погибшего Луи…

Ужинали вчетвером — в Беломостье гостям прислуживала сама хозяйка. Рыгор и Шандер уже обсудили дела и теперь перескакивали с новостей на воспоминания о недавних событиях и обратно. Гвенда суетилась вокруг стола, все время что-то унося или, наоборот, подавая и не забывая принимать участия в разговоре и поглаживать лежащую у огня Гайду. Илана ничего не ела, молча глядя в стакан с царкой.

Наконец Рыгор поправил усы, откашлялся и встал.

— Любые гости, — атаман сдерживал голос, но все равно его было слышно на лестнице, а то и во дворе, — спасибо за то, что зайихали. Не сомневаюсь, что вмести мы много доброго сотворим. Но останнюю чашу я поднимаю, уж пробачьте, не за ваше здоровье и не за свою хозяйку. И даже не за победу, за нее мы вже пили и кожный год пить будьмо. Я пью и до дна (нехай мне Гвенда хоч словечко скажет — убью!) за тех, кто зараз в море. За Рене, його невесту и его маринеров. Пускай они найдут, что ищут, и повернутся до нас, як мы их ждем и любим!

Атаман поднял обеими руками немалый сосуд и, не поморщившись, осушил до дна. Шандер с очень серьезным лицом поднял кубок и последовал его примеру. Гвенда не отстала и при этом пристально посмотрела на молчащую Илану. Та вздрогнула, торопливо и неловко выпила свою царку и закашлялась.

— Ото добре! — провозгласил герцог Фронтерский. — А теперь, гости дорогие, дозвольте вас отвести в вашу спальню, — Рыгор взял подсвечник, сработанный местными искусниками, и, тяжело ступая, пошел впереди. Шандер подал руку Илане, и та поднялась, слегка пошатнувшись. Видимо, выпитая почти натощак царка сделала свое дело.

Зимный распахнул дверь в просторную комнату, пол которой устилали медвежьи шкуры, а в углу стояла здоровенная кровать, явно заказанная у арцийского краснодеревщика. Пожелав гостям доброй ночи, радушный хозяин проверил, есть ли на столе царка и яблоки, и удалился, старательно прикрыв за собой дверь.

Илана затравленно огляделась и присела на краешек арцийского чудища. Шандер зачем-то подошел к окну и посмотрел на высокие тополя, облитые лунным светом.

— Илана!

Она подняла голову:

— Да, Шандер…

— Помнишь, о чем мы говорили, когда ты согласилась выйти за меня замуж?

— Помню…

— Что я, Проклятый меня побери, сделал не так?!

— Ты ничего, — Илана подняла глаза, — все дело во мне, я тебя не стою, это же очевидно.

— Кому очевидно? — Гардани пересек комнату и устроился на медвежьей шкуре рядом с кроватью. — Мне очевидно только одно: в Таяну ты вернешься, став наконец моей настоящей женой.

— Шандер!

В темно-синих волнах мелькнула черная спина играющего кита, отнюдь не показавшегося мне красивым. Впрочем, самые большие и сильные твари, как правило, весьма нелепы, хоть и впечатляют размерами и мощью. Эта живая, обитающая в море громадина размером чуть ли не с наш корабль уступала блестящим грациозным дельфинам в той же мере, в какой слон уступал лошади… Хотя где они, эти лошади… Я уж и забыла, когда видела их в последний раз. Интересно, тоскует ли Рамиэрль по своим красавцам? По его лицу, как всегда, невозможно ничего понять, хотя, немного пожив среди эльфов, я поняла, что они отнюдь не безмятежны, просто им свойственно уменье властвовать собой. Как, впрочем, и гоблинам. Вот мы, люди, частенько даем волю свои чувствам, и я бы не взялась утверждать, что это нас украшает.

И все же, все же, все же… Я была почти уверена, что Роман чем-то озабочен, чем-то, что, возможно, не совсем понятно ему самому. Зато все остальные откровенно наслаждались путешествием, а для меня так оно и вовсе стало возвращением в рай. К морю я привыкла быстро, оно меня не пугало, напротив, от темно-синей воды веяло свежестью и каким-то странным, трудноуловимым запахом, горьковатым, здоровым, манящим… Раньше все разговоры о прелести «запаха моря» мне казались досужими выдумками тех, кто, сидя в Мунте или Гелани, не имел счастья обонять груды выброшенных на берег водорослей и уснувших рыб… Я ошибалась. Запах гниения присущ берегу, а море пахнет свежестью и… надеждой, если, конечно, у надежды может быть запах.

Мне казалось, что в конце пути нас ждут невиданные чудеса, и вместе с тем мне хотелось остановить время и вечно плыть к прекрасной, но недосягаемой земле, слушать музыку волн и песни Романа, любить и быть любимой… Однако всякая дорога рано или поздно кончается.

Я следила взглядом за улетающим темным фрегатом и увидела других птиц — розовых, длинношеих и длинноногих, летевших длинной цепочкой. Мне это ничего не сказало, но молоденький матрос, пробегавший по палубе по каким-то своим делам, остановился, открыв рот, а затем заорал радостно и пронзительно: «Земля близко!»

И действительно, неуместные в океане розовые птицы показали нам дорогу к берегу. До вечера было еще далеко, когда на горизонте появилась легкая волнистая полоса. Был ли это пресловутый Берег Золотых Пчел или просто какой-то остров в океане, но корабли решительно повернули к нему. Земля приближалась, выступая из серебряной дымки, вспыхивая яркими неожиданными красками. За белой полосой прибоя поднималась высокая стена розоватых скал, увенчанная шапкой зелени, а позади к небу рвались горы. Изумрудные у основания, посредине перерезанные вереницей белоснежных облаков, они врезались в сверкающее небо прихотливыми башнями, столь же причудливыми и неповторимыми, как колокольни главных орденских храмов в Кантиске.

Мы подходили все ближе и ближе, одновременно выискивая удобное место для высадки. Остров, если это был остров, окружал коралловый риф, невысокие волны накатывались на него, вскипая изящными пенистыми гребешками, словно кто-то невидимый бросал в воду венки из одуванчиков. Корабли легко обошли торчащие клыки и колонны и вошли в лагуну напротив реки, разрывавшей скальную стену. С плеском в спокойную воду обрушились якоря, но суматоха продолжалась.

Я стояла и смотрела, как спускают шлюпки, что-то подвязывают, что-то убирают. Моряки весело и громко переговаривались, гадая, куда же нас занесло. Заправлял всем этим, разумеется, Рене, которому по вполне понятным причинам было не до меня. Это было не страшно, я уже привыкла к тому, что иногда лучше его не трогать — будет нужно, отыщет сам.