Вера Камша - Несравненное право

А еще я была очень рада, что Преданный не оставил меня, когда я в порыве благодарности отдала Уррику браслет. Видимо, Роман ошибался, Преданного и меня связывала не магическая цепь, а любовь. Возможно, все и началось с заклятья, но потом на смену ему пришло нечто иное, куда более прочное. Астен говорил мне, что мой кот уже не зверь, оставалось надеяться, что и он сможет перенести мою гибель. Роман и Рене позаботятся о нем, может быть, он вернется в лес или же его приютит Шандер, к которому Преданный был привязан почти так же сильно, как и ко мне.

А дни шли. Белые душистые цветы стали сначала сиреневатыми, потом темно-лиловыми, почти черными. Серебристые пестики уродливо вытянулись, превратившись в толстые волосатые стручки, из которых эльфы делали снадобье, уводящее в мир грез. Запоздалые цветы на ставших неприятными кустах казались кощунством. Как монахини в «веселом доме».

Золотистые курочки высидели своих бестолковых птенцов, так что ходить приходилось очень внимательно, чтобы не наступить ненароком на зазевавшуюся «жар-птицу». Море лениво плескалось о розоватые и черные скалы, в прозрачной воде лежали огромные раковины, каждая из которых могла бы служить блюдом на дворцовом пиру. Красота этого места утомляла своей слащавой пышностью. А может, все дело было в том, что и цветы, и птицы, и морские твари блаженствовали и им не было никакого дела до того, какую цену мы платили за то, чтобы небо и дальше оставалось синим и высоким, а море теплым и полным жизни. Если церковники правы и рано или поздно к нам явится мессия и ценой своих страданий выкупит вечную жизнь для остальных, как же гадко будут выглядеть эти остальные, жрущие, ссорящиеся, спящие, в то время как за них кто-то пойдет на муки! Но я не верила в то, что мессия придет. И Рене не верил. Потому и пошел сам.

Почему он и Залиэль решили, что разгадка всех тайн и средоточие всех бед лежит за Серым морем, мне было непонятно, но они, похоже, не сомневались. И, судя по всему, были правы, так как я почувствовала неладное именно тогда, когда «Созвездие» должен был миновать Жемчужную гряду, о которой рассказывали эльфы и из-за которой мало кому удавалось вернуться.

Небо заволокло темными клубящимися облаками, бешено несущимися в одном направлении. Сбросил сон и океан, представ во всем своем грозном величии. Вокруг, сколько хватал глаз, бесновались высоченные, увенчанные пенными коронами водяные горы. Несущиеся во весь опор водяные кони с визгом сталкивались грудь в грудь и гибли, смешавшись седыми гривами, но их место тотчас занимали другие, бросившиеся вдогонку за обреченным кораблем, они на глазах вырастали.

Рене встретил шторм в бейдевинд с почти оголенными мачтами. «Созвездие», то проваливаясь в ущелья между двумя водяными громадами, то взлетая на самый гребень, настырно пробивался вперед. Озверевший ветер срывал пенные гребни волн, выл и кричал в снастях, пытаясь своротить и разорвать все, что попадалось на его пути, и негодуя на то, что убранные вовремя паруса не дают ему опрокинуть судно и переломать мачты.

Раскачиваясь, кажется, во все четыре стороны одновременно, корабль старательно поднимался на волну, иногда разрезая ее, иногда зарываясь носом. Тогда часть волны попадала на бак, а другая с дикой яростью разбивалась о крепкие борта, обдавая их солеными брызгами. Иногда, после особенно сильного порыва ветра, корабль черпал бортом, а верхушки волн бросались на палубу, опадали, и вода, шипя, выливалась через противоположный борт в шпигаты.

Матросы, надевшие просмоленные парусиновые куртки поверх своих обычных свободных рубах, были собранны и молчаливы. Время шуток и смеха миновало. Люди держались за снасти, время от времени поглядывая то на море, то на своего капитана и отряхиваясь от воды, которой щедро окатывал их разбушевавшийся океан.

Боцман хмуро сообщил, что палубы и трюм в порядке, орудия наглухо закреплены, все задраено и течи пока, хвала Великим Братьям, нет. Когда были поставлены штормовые паруса, Аррой самым будничным и равнодушным голосом велел дать знать ему, если что случится, и не зевать на руле и спустился вниз, пройдя по сразу ставшей сырой и душной жилой палубе. Все люки были наглухо задраены, свежий воздух вниз не проникал, и маринер поймал себя на том, что если уж гибнуть, то на ветру, а не как крыса в бочке. Мимоходом подмигнув пробегавшему мимо матросу, адмирал быстро прошел в свою каюту, где с неожиданной для себя самого яростью зашвырнул роскошными перчатками из буйволиной кожи в стену…

Нарастало это постепенно, как начинающаяся лихорадка. Сначала мне показалось, что я слишком долго сидела на солнце и смотрела на море, отчего у меня перед глазами замелькали разноцветные круги. Потом я поняла, что солнце ни при чем. Лицо у меня горело, голову стянул тугой обруч, во рту ощущался противный металлический привкус. Вот оно, началось! Не знаю, почувствовала бы я, что с Рене не все в порядке, без краденого талисмана или же нет. Мне кажется, что почувствовала бы, но нам свойственно переоценивать свои возможности и принижать то, что сделано другими. Как бы то ни было, но я поняла, что ждать осталось недолго. Признаки, правда, были еще слабыми, и я без труда сохраняла контроль над собой, а значит, и Рене находился вне серьезной опасности.

Рисковать все же не стоило, и я напоследок оглядела горизонт — небо было затянуто облаками, но в них был причудливой формы разрыв, сквозь который к земле устремлялись немыслимо яркие лучи — серебряные полосы на фоне сине-серых моря и неба. Что ж, земля прощалась со мной весьма торжественно. Я решительно повернулась спиной к берегу и пошла вперед. Преданный, разумеется, шел за мной как пришитый. С ним придется что-то делать, привязать скорее всего…

Я не раз ходила этой узкой белой дорожкой, обсаженной высокими розовыми кустами — алыми и белыми, но на этот раз все было особенным. По-особому гудели пчелы, по-особому пахли цветы и плясали по мрамору ставшие более четкими и темными тени. С моих глаз словно бы спала пелена, и мир стал ярче и праздничней. Тошнота и звон в ушах прошли, я ощущала прилив сил, словно выпила холодной зимой подогретого вина.

Подъем мне дался без труда, я даже не запыхалась, когда вошла в прохладную после жаркого дня каплицу Ларэна. Столб синего огня — овеществленный талисман Залиэли, во много раз увеличивавший ее силу, рвался к куполу; его мерцающее сиянье причудливо сливалось с разноцветными лучами солнца, льющимися сквозь витражи. На мгновение мне показалось, что в каплице кто-то есть, но это была всего лишь тень от колонны. Я знала, что теперь уже недолго.