Виктория Абзалова - О черном маге замолвите слово

— Мое рождение стоило ей жизни, — он не понимал, почему вдруг впервые сказал об этом кому-то: странному эльфу, который читал его как открытую книгу.

И так и не заплакал, давно свыкнувшись с понятным объяснением, почему у него никого нет, и почему он не заслуживает ничего иного.

Фейт смотрел в переполненную болью синеву в некотором замешательстве. Неважно, кто первый додумался бросить такой упрек ребенку, намеренно или просто в сердцах, вопрос — что теперь делать. Оставить его мучиться грузом несуществующей вины, или утешить, но возможно разбудить не менее сильное чувство обиды. И врать нельзя — Дамир почувствует.

— Глупости, — решился он, — твоя мать умерла, скорее всего потому, что не получила должной помощи. Или была больна. Всякое случается, поверь как специалисту. И разумеется твоей вины в том быть не может! Не придумывай больше, и выпей лекарство.

Не пошел ли он по проторенной дорожке, вместо спасения подводя к гибельному пути, но глаза парнишки засветились такой надеждой, что все сомнения показались мелкими и несущественными.

Дамир понуро следил за сосредоточенным выражением тонкого лица, пока врач, осматривал его плечо. Плавание подходило к концу, а Дамир уже стал вставать и выходить на палубу, совершенно не страдая от качки. Обычно он стоял у борта, обреченно всматриваясь в горизонт, на котором вот-вот должна была появиться пристань Кларесты.

Дамир сам не хотел себе признаваться, но он до дрожи в коленях боялся остаться опять один. Он боялся прибытия, и с ужасом ждал того момента, когда эльф скажет, что он здоров и вполне может обойтись сам. Идти ему было просто некуда, а мастер Фейт, все же как видно был скорее хорошим человеком. Во всяком случае, верилось в это охотнее, чем в то, что у доктора есть на его счет тайные планы.

Планы! Тоже мне важная персона…

На палубе раздался какой-то окрик, и Дамир вздрогнул.

— Знаю, что больно. Потерпи еще немного.

Сказано это было так же мягко, но не приторно, — как обычно, без равнодушного пренебрежения или снисходительной жалости, и Дамир решился.

— Господин Фейт, — выдавил он, теребя полотно рубашки, в спину поднявшемуся мужчине, — Может быть, вам нужен… слуга… Я многое умею.

На последних словах голос мальчишки предательски дрогнул, и он торопливо поправился:

— Я же должен отработать вам за лечение!

— Я говорил, ты мне ничего не должен, — не оборачиваясь, ответил Фейт, убирая лишние бинты.

Он видел, что с мальчиком что-то происходит, но в душу не лез, позволяя Дамиру самому решать, что говорить о себе и говорить ли вообще. Он и не ждал, что парнишка сразу же распахнет ему свое сердце, не давил на него, не навязывался, давая время привыкнуть нему. Хватит того, что Дамир уже не настолько угрюм, как в начале и не встречает каждое слово ощетинившись иголками.

— Вы же еще и на одежду потратились…

— Если бы ты вздумал ходить голым, боюсь тебя бы не поняли.

Мальчишка не ответил на шутку. «Конечно, какой идиот возьмет себе слугой малолетнего бандита с лесной дороги! Не говоря уж о том, что если бы ему нужен был слуга, он бы давно его нанял. Довольно того, что тебя не оставили подыхать на дороге…» Собственно, Дамир всерьез и не рассчитывал!

— Ты читать и писать умеешь? — удивление от такой настойчивости сменилось пониманием, едва доктор Фейт взглянул на потерянно сидящего на койке паренька.

Дамир вздрогнул всем телом и стремительно покраснел до корней волос.

— Немножко… Я научусь, я быстро учусь! — он прикусил губу раньше, чем сбился на униженные мольбы.

— Не сомневаюсь.

Господин Фейт со всей полнотой осознал, что намерения намерениями, но ему придется не только противостоять влиянию Башни, а принять на себя ежедневную ответственность за этого мальчика. До сих пор он сам был хозяином своему слову, ничего, кроме собственных желаний его не вело, от него никто не зависел в такой степени. То, что сгодится для одного, и чем он спокойно мог бы пренебречь, не всегда приемлемо, когда от тебя зависит ребенок. Особенно такой ребенок.

Особенно, если речь не только о том, что бы хоть немного исправить уже содеянное зло, но переломить его несчастливую судьбу.

Взяв Дамира с собой, что он уже фактически сделал, — случись что, он уже не сможет сказать: извини, приятель, у меня дела поважнее.

Да и что важнее? Мир стоял не одну сотню лет, подождет и еще. А вот Дамир ждать не может и для него все решается именно здесь и сейчас.

— Я тебя научу, — определил доктор Фейт.

Еще не осознав услышанное, Дамир неуверенно поднял взгляд.

— Разумеется, ты едешь со мной. Иначе и быть не могло.

Оставшиеся несколько дней господин Фейт старался уделять мальчику больше внимания, что бы тот немного успокоился, да и у него тоже давно не было возможности расслабиться.

Самым простым и очевидным способом расположить к себе парнишку, было исполнение обещания. Правда, книг он с собой никаких не брал, а учить Дамира читать на записях по магии, в том числе черной все-таки не следовало. С письмом дело обстояло еще хуже: ввиду природной любознательности Дамир быстро наверстал бы упущенное, но его каракули могли привести в отчаяние кого угодно, а о грамотности не стоило и упоминать.

Дамир злился на себя, и поражался терпению мастера Фейта, который вдруг начал получать от процесса обучения удовольствие. Ученик ему попался сообразительный, легко воспринимающий исподволь подбрасываемые логические задачки, но уж очень нетерпеливый.

— Я тупица! — вспылил Дамир, разрывая очередной неудачный опыт.

— Ничего. Все ошибаются, когда учатся, даже великие короли и маги, — господин Фейт едва сдерживал смех.

Дамир смотрел на развеселившегося эльфа, расстроено и уныло, — опасаясь, что тот сочтет его полным болваном, разочаруется и передумает.

Он все еще не верил своему счастью, даже когда уже пробирался вслед за своим покровителем по сходням. У Дамира кружилась голова и совсем не потому, что рана от болта еще не зажила до конца. Он так и не понял в качестве кого господин Фейт позволил ему остаться с собой. Оглушенный происшедшей переменой, и ошалевший от толчеи в порту, — а Клареста была крупным приморским городом, Дамир не сразу вник в суть небольшого инцидента.

Господин Фейт как раз расплачивался с таможенником, когда из здания вышел молодой офицер, при виде которого темные слегка раскосые глаза сузились и приняли странное выражение. Он всмотрелся пристальнее, и офицер обернулся, почувствовав этот пронзительный взгляд.

— Простите, сударь, — произнес Фейт, — не сочтите за бред или оскорбление, но вам следует быть очень осторожным в ближайшие дни. Кто-то сильно желает вам смерти и хочет убить.