Goblins - О бедном монахе замолвите слово

Как-то так получается, что последнее время я никуда не успеваю. Отстаю от жизни, как сказал бы Учитель Чан. Только одно дело сделал — как за другое пора хвататься, и еще два нарисовались.

Устал уже.

Вот и сейчас мне бы мчаться в монастырь, а приходится стоять тут на солнышке, трепаться о ерунде. И ладно бы с девчонкой посмазливее, так ведь с одноногим небритым мужиком!

— Время и место каждого подвига определяется Судьбой, младший Дао. Но если не придёт герой, не будет и подвига. Так почему же ты медлишь, юный герой?

— Чтоб тебя крысы съели, старший Оуян, — вежливо ответил ему я, — Ты достал меня вконец своими речами! И нет, я не полезу в эту нору в твоем подвале, и плевать мне, что ночами оттуда слышатся странные звуки.

Я действительно не видел для себя никакого интереса в путешествии по древней разрушенной канализации, проход в которую отковырял старик Цзи Оуян, задумавший намедни подновить пол в своем подвале.

Упомянутый старец (хотя, не такой уж он был и старый, а, скорее пожеванный судьбой, невзгодами и женой) насупился.

— Никакого уважения к старшим! Но подумай, вдруг там сокровища? — продолжал настаивать Оуян, основной чертой характера которого была ослиная упертость, — Или, хотя бы, что-то ценное? Из чего можно извлечь пользу?

— В древних-то говностоках? — закономерно (и в который раз) усомнился я — Вон, в канаве повороши лопатой, много таких сокровищ всплывет.

Я махнул в сторону противоположной стороны улицы, где снова провалился настил над сточной канавой. Старая канализация, проходящая глубоко под городом, была разрушена за много лет до моего рождения. Кое-где ее засыпало, кое-где она провалилась еще ниже, и чинить ее денег не было ни у нашей секты, ни у городской управы. А прокопать сточные канавы, сливающие городские г овна в море, оказалось и проще, и дешевле.

— Но я что-то слышал! Там что-то есть! — Оуян пристукнул об порог своего дома костылем. Уже в зрелых летах купцу из мелких, Цзи Оуяну, не повезло попасться под разборки практиков, и не слабосилков, вроде меня и остальных учеников внешнего круга нашей секты, а практиков старших ступеней. Результат закономерен: там, где дерутся бегемоты, как выжить муравью? Ожоги по всему телу, одна нога сломана, вторую оторвало по щиколотку, и коптящие руины на месте дома и магазинчика. Но дядька не сломался. Вылез из горящих развалин, не помер от шока и потери крови, не спился и не сторчался дешевой алхимической дурью, похоронив семью. У него были какие-то делишки с местными контрабандистами, те ему и помогли по старой памяти обустроиться у нас. Мужик купил старый дом в бедняцком квартале, и пробавлялся торговлишкой (всякими харчами в основном), взял за себя младшую из сестер Цао (тетка Шу хоть на бабу похожа, в отличие от старшей), ну и коптил потихоньку небо.

— Крысы.

— Нет!

— Значит, тараканы с многоножками. Нет, не полезу, — спорить надоело. — Завали лучше дыру камнями и забудь. Или, расскажи Оленю про сокровища. Если проявишь красноречие, он пошлет пару стражников проверить.

Оленем в народе называли старшего над четвертым северным кварталом нашего славного города. Дело в том, что лысый как коленка пузан, с лицом, похожим на обезьянью задницу, умудрился жениться на настоящей красотке. Ну, как, красотке… С пивом можно. Брак по расчету, разумеется. А красотка, быстро с таким красавцем заскучавшая, оказалась падкой на могучих практиков, сильных воинов, жилистых крестьян, широкоплечих грузчиков, выносливых докеров, смазливых сопляков — список бесконечен. Так вот и стали называть Оленя Оленем. Он думал, что это потому, что гордый и сильный. А на самом деле, потому, что рогатый и глупый (хотя, кажется, последнее время он начал о чем-то догадываться).

Но не о нем речь.

— А если ничего не найдут, то я получу по морде, а то и кнута, — не согласился Оуян — А если найдут, то отберут дом и лавку. Раскопают тут все.

— Найми кого-нибудь еще, сопляков каких-нибудь! Дай по чашке риса каждому, и пусть лезут, — чего ты ко мне-то привязался?

— Никто не хочет, — неподдельно огорчился настырный Цзи — Старая сучка Цао уверяет всех, что где-то тут вход в древнее захоронение. А кто нарушит покой древних, душу того сожрут злые духи.

Ничто так не тренирует волю, как беседы с моим старым приятелем Цзи Оуяном. Волю и терпеливость.

— Думаешь, древние хоронили своих покойников в канализации? — скептически заметил я.

— Еще раз назовете мою сестру сучкой, и там будете похоронены вы оба!!!

На пороге лавки Цзи образовалась его супруга. Тетка Цзи Шу была маленько двинута на чистоте, и очень любила протирать полы в лавке, чем в настоящее время и занималась, а, заодно, грела уши, о чем Оуян опрометчиво запамятовал. Руки ее грозно сжимали швабру с куском чего-то, что когда-то было тряпкой, но у меня была моя метла, и тетку Шу я не боялся. А Оуян привык.

— Пускай старая су… Эта бл… Тупая пи… Ммм…

— Старшая Цао Шэнь, — поспешил подсказать я ему, потому что тетка Шу уже начала замахиваться. А мне некогда было наблюдать семейные ссоры, да и противостояние стилей «Парящий Костыль» против «Громовой Швабры» я уже видел. С родственницей Оуян, как можно догадаться, был не в ладах. Не знаю уж, что у них не заладилось, но костерили они друг друга при каждой встрече и за глаза тоже. А мне старшая Цао нравилась: бодрая тетка, хоть на лицо страшноватая и вечно мерзнущая. Промышляла травничеством, для чего частенько моталась в леса за город, а Оуян все надеялся, что там ее, наконец, и согреют теплые шерстяные волки. На разбойников, ввиду общей кобылообразности тетки Цао, он уже не надеялся, хотя, — мечтал он иногда — может, с пьяных глаз кто и позарится (для чего, по его мнению, следовало бы спровадить тетку Цао в порт и там продать кому-нибудь). Но пока миновало. Дом ее был ниже по улице, сразу после крутого поворота, и я заходил иногда к ней, продавал всякое сено, что удавалось найти в лесах (или на монастырских грядках) а бабка поила меня чаем.

— Оно самое, — мрачно согласился Оуян — Болтала бы, коряга трухлявая, поменьше, о чем не знает, — и, повернувшись ко мне, — Ну так как? Дао, как друга прошу, глянь, а? А я у тебя огурцы возьму на медяк за цзинь дороже?

Во, сквалыга!

— Давай на пять?

— Лучше, на один!

— Может, на три?

— Давай на один? — не растерялся Оуян. Я в его предпринимательской жилке был уверен, поэтому торговаться не стал, а просто закинул метлу на плечо, и повернулся спиной, собираясь уходить. Сдам в другой раз, что мне.

Предложение за десяток медяков ползти в дерьмовые туннели не показалось мне привлекательным. Да и просто посмотреть Оуяну же мало будет. Сначала посмотрим, потом — давай почистим, давай дыры законопатим, давай полки повесим и пол выровняем, обустроим помещение, дескать, склад, может, сделаю… А то и гостиницу для всякой рвани. А что: медяк за ночь, в цену за номер входит суп из плесени и тараканов, и мягкая пушистая крыса под голову.