Олаф Бьорн Локнит - Торговцы грезами

Конан заслужил одну спокойную ночь после всех, наполненных беготней, драками и заумными разговорами. Несколько дней в городке, как с ехидцей сообщила Ринга после поимки Чари, стоили варвару многих седых волос. Впрочем, наверное, врала, как обычно.

После визита в пустой дом Линдиссы, обошедшегося в несколько жизней немедийских гвардейцев захвата поклонницы Сета и стигийской лазутчицы, Конан с Мораддином плюнули на все трудности Даммароса, предоставив капитану самолично разбираться со связанной и ругавшейся на чем свет стоит колдуньей. Между прочим, Чари оказалась сильным и знающим магом: двоих гвардейцев она уложила заклятьями огня – люди просто вспыхнули как факелы, еще четверо полегли от взявшихся прямо из воздуха стальных стрел, и только потом скромную служанку госпожи Линдиссы удалось повязать, заткнуть кляпом рот и вытащить из дома.

Даммарос решил поместить Чари прямо в казармах гвардии, до следующего утра, непременно связанную – чтобы не могла колдовать. На рассвете капитан собирался отправить стигийку в Аренджун, королевскому наместнику – пусть он и разбирается с проклятой тварью. В Заморе, конечно, не особо почитали Митру, более склоняясь к культу Бела или божкам – покровителям городов, но в то же время ни единый замориец, будь он самым прожженным разбойником или торговцем серой смертью, не станет поклоняться Стигийскому Змею – Сету.

Ринга немедленно подняла скандал, требуя именем короля казнить стигийку прямо сейчас, и все равно каким способом. Даммарос, однако, подумал и отказался. Если повезет, за грядущую ночь он сумеет выведать у Чари все обстоятельства ее появления в Дэлираме и имена прочих стигийцев, действующих в Заморе. С тем капитан гвардии и представительница короля вместе с опасной пленницей и уцелевшими солдатами отправились в сторону немедийских казарм. Туранская полусотня, к слову, учуяв, что силы сейчас не на стороне Аграпурской короны, все последние три дня сидела тихо, не выступая и не протестуя против действий капитана Даммароса…

Конан, не желая соваться в трактир Барракса, где о нем осталась далеко не лучшая память, направил своего коня к дому Эзаэдро. У входа в жилище старого приятеля состоялся следующий скандал: охранники заявили, что месьора Конана, равно как и его друзей, хозяином пускать не велено, а если и придут – гнать в шею без разговоров. Злой и уставший киммериец вкупе с Мораддином расшвыряли охрану, никого, впрочем, не лишив жизни, прошли в дом, где немедленно наткнулись на вышедшего по причине шума Эзаэдро. Моментально состоялся третий скандал: хозяин и гость орали друг на друга так долго, что Мораддин, устав ждать, когда закончится выяснение отношений между старыми знакомцами, отправился в гостиную и, пытаясь не обращать внимания на разносящиеся по дому вопли, налил себе вина, устроился в кресле и заснул.

Вполне понятно, что завершения дружеской беседы Конана и Эзаэдро Мораддин не слышал, хотя таковое было весьма примечательным.

Конан в ответ на очередные обвинения в нарушении спокойного течения жизни, сообщил Эзаэдро о поимке, а вернее, смерти, нападавшего на хозяина дома чудовища и захвате немедийцами Чари, оказавшейся настоявшей виновницей большинства бед, обрушившихся на Дэлирам в последние дни. Эзаэдро несколько оторопел, примолк на некоторое время, а потом сказал Конану, что подозревает, отчего гнусная стигийка натравила на него своего послушного раба. Конан, без особого, впрочем, удивления, а скорее, со спокойствием и безразличием, выслушал историю Эзаэдро. Последний, оказывается, и был наблюдателем, посланным дельцами Шадизара в приграничный городок – надзирать за прохождением караванов с товарами, а вдобавок и за местными деятелями, желавшими получить независимость от аренджунских и шадизарских дельцов.

Эзаэдро и оказался тем самым таинственным Арнаком…

– Я знал, что ты далеко пойдешь, – устало кивнул варвар, выслушав рассказ старого приятеля. – Могу успокоить тебя и твоих хозяев – караван не прошел через город без досмотра, и виной тому я. Лотос обнаружен и сожжен. Станете за мной охотиться – вам же хуже. Мой меч пока не сломался, да и тайная служба Немедии, полагаю, заступится…

Эзаэдро, раскрыв в изумлении рот, сел прямо на пол, но затем очухался, вскочил и заорал так, что у Конана заложило уши. Вопли посланника аренджунцев разбудили даже Мораддина, явившегося в комнату и сонно спросившего:

– Что это вы тут делаете? Опять кого-то убили?

– Справедливость наводим, – пожал плечами варвар. – Пока все живы… Но один труп вполне может быть.

И Конан указал на побагровевшего от ярости Эзаэдро. Не слушая дальнейших излияний хозяина дома, Конан и Мораддин отправились в гостиную, прикрыли за собой дверь поплотнее и устроились спать прямо на полу, на мягком туранском ковре. Эзаэдро до глубокой ночи бродил по дому, то шипя из-за боли в ране, нанесенной покойным Эридатом, то выкрикивая бессвязные проклятья в адрес немедийской гвардии, тупых киммерийцев, болванов из Аренджуна, не сумевших утаить перевозку серого лотоса и мерзавки Линдиссы, сорвавшей все дело из-за собственной алчности.

К утру хозяин слегка угомонился, лег отдыхать и видеть, как проснувшиеся на рассвете варвар вместе с приятелем покинули дом, не мог.

Чари, служанку Линдиссы, повесили утром. К величайшему сожалению для варвара, он с Мораддином не успел застать самого интересного момента, и прибыл на базарную площадь, где Даммарос, Ринга и немедийские гвардейцы проводили экзекуцию, к моменту, когда стигийка, посейчас связанная по рукам и ногам, уже болталась в петле. Однако, взглянув на ее синий язык, вываленный набок, и лужу вытекшей мочи под виселицей, Конан только добродушно хохотнул:

– Люблю стигийцев!

– Вот как? – удивленно поднял бровь Мораддин. – Вчера ты утверждал, что всех ненавидишь. Туранцев, немедийцев, шемитов… Гномов, опять же.

– А я их и сейчас ненавижу, – широко улыбнулся варвар. – А стигийцы мне нравятся исключительно в удавленном состоянии!

Вопросы, обращенные к Даммаросу, принесли немногое – капитан сообщил только следующее: оказывается, Черный Круг стигийских магов, крайне заинтересованный в постоянной добыче магического и дурящего зелья, попытался перекрыть все пути кхитайскому товару на Закат и постепенно направить его в Стигию. Имен других посланников Черного Круга, орудующих в Заморе, Туране или Немедии, Чари так и не назвала. Также осталось неизвестным то, каким образом Чари смогла получить полное доверие Линдиссы и подчинить себе Эридата. Впрочем, догадки были. Ринга рассказала, будто стигийские маги знают некие древние заклинания, способные приводить гулей или их потомков в состояние полнейшего исступления, когда жертва колдуна выполняет все его приказы. Потом, втихомолку, рабирийка призналась Конану, что прежние ее хозяева пытались опробовать на ней подобное заклятие и она до сих пор не хочет вспоминать о его последствиях…