Андрей Егоров - Вечный мент или Светоч справедливости

Автомобиль влетел в ограждение, целая секция сверзилась вниз, и завис правым передним колесом над водой. Не перевернулись только чудом.

Савойский смотрел на чекиста с ужасом, не понимая, что происходит.

– Вылезайте, – скомандовал Счастливцев. Первым выбрался из машины, помог профессору. – Слушайте меня внимательно. Против вас сфабриковано обвинение. Я отлично знаю, как ведут дела на Лубянке. Скорее всего, завтра вы были бы уже мертвы. В Москве вам делать больше нечего. Если вернетесь, вас обязательно схватят. Берите жену, и немедленно уезжайте. Вы меня поняли?

– Но куда?

– Это уже не мое дело! – резко ответил Андрей. – Идите. И постарайтесь никому не попадаться на глаза. Я займусь машиной, пока еще не слишком поздно. – Поскольку профессор медлил, пришлось не него прикрикнуть: – Да идите же! И никому ни слова о том, что произошло.

Счастливцев уперся в задний бампер, и почти без труда столкнул автомобиль в реку. Некоторое время он плыл, потом погрузился в воду. На поверхности забурлили, вздуваясь и лопаясь, крупные пузыри. Андрей развернулся и, не оглядываясь, побежал прочь.

– И что дальше было? – поинтересовался я. По мне, так россказни Кухериала все больше напоминали сказку.

– Большое разбирательство случилось, – поведал бес. – Но, как ты можешь догадаться, Счастливцеву удалось ускользнуть. Он, кстати, многим помог, пока служил в органах. И очень многие были ему благодарны. Потом ему пришлось на время уехать на север.

– Ага, – осклабился я, – значит, все же, загребли мента.

– Загребли, да, – ответил Кухериал, – наша заслуга. В то время мы, вообще, здорово развернулись. Москва, Питер – были у нас в кулаке. Да что там Москва и Питер, почти вся страна, от края до края. За исключением разве что Соловецкого острова – слишком уж там святой дух силен, еще с тех давних времен, когда там монастырь поставили. В общем, постарались мы. Мента взяли. Измордовали изрядно. Но до расстрела дело так и не дошло. Тут уже заслуга святых. Так что поехал он на север. Мы очень хотели, чтобы на рудники, на каторжные работы, откуда не возвращаются, туда, где от работы кони дохнут. На худой конец, лес валить в условиях Крайнего Севера, чтобы ночью лечь спать и не проснуться. Не получилось. Светоча отправили на вольное поселение. А потом война началась. И враг народа оказался неожиданно нужен своей жестокой родине. Так что из Сибири Светоч отправился прямиком на фронт. Тоже мы постарались. Где проще всего на пулю нарваться – на войне. Там ему самое место, среди канонады, под дождем из осколков.

– Так он воевал? – поразился я. Как-то не вязался в моем сознании мент с образом ветерана Великой отечественной. Те, кто остался – старички, божьи одуванчики, а этот – полон сил и стремлений. Как он меня из поезда вышвырнул. Хлоп, и готово.

– Воевал, – откликнулся бес, – очень мы тогда старались, чтобы отвоевался. Но из всех боевых операций выходил живым – живехонек. Сознание у него на войне очень часто клинило. Гавриил раз за разом брал над ним шефство. Его бы в госпиталь списать, для особо буйных, а ему награду за наградой давали. Так и дождался победы. Ты можешь себе такое представить, дошел в штрафбате, почти до Берлина, да еще в чине младшего лейтенанта. А потом из армии уволился, вернулся на гражданку, и что ты думаешь?.. Пошел снова отстаивать справедливость в органы правопорядка. Записался в ряды доблестной советской милиции. Разгул преступности в послевоенные годы был сильный. Непаханое поле для такого человечка, как наш с тобой клиент. Сколько он людей тогда лихих погубил, сколько по лагерям и тюрьмам распихал – не сосчитать. Если бы я мог, честное бесовское, вот этой самой рукой, – Кухериал продемонстрировал ладонь, – шлепнул бы гада. Но, увы, – он погрустнел, – это не в моей компетенции.

– Заказуха намедни поступила, Се-ева, – сказал Штырь. При разговоре он характерно растягивал гласные, как все блатари.

Собеседник Штыря ничего не ответил, продолжая точить карандашик.

– Короче, дело ма-азявое. Надо мусора одного па-ачикать па-а-тихому.

Карандаш становился все острее.

– Бе-эрешься?

– А кто просит? – поинтересовался Сева, не поднимая глаз.

– Солидные люди просят. Не-э шушера ка-акая-нибудь. От самого Пари-икмахера ма-алява пришла.

– От Парикмахера говоришь… – Сева аккуратно положил карандаш на стол. – Тогда возьмусь. Кто такой?

– И-ищейка ментовская безма-азовая. Таких пачками ва-алить можно без последствий.

– Цену сбиваешь? – прищурился Сева. – Зря. У меня прейскурант стандартный…

«С боем взяли город Брест, город весь прошли, а последней улицы название прочли», – надрывался репродуктор в парке.

Андрей Счастливцев сидел за столиком, разглядывая молодых девушек в сатиновых платьицах, дымил папиросой. Перед ним на столе стоял початый стакан неизменного портвейна и пиво.

– Погоди-ка, – остановил я Кухериала, – где-то все я это уже видел. Ну да. Вот точно также он сидел в кафе возле платформы «Маленковская», там еще недалеко до метро «ВДНХ», если дворами. Пиво, портвейн, девушки. А я с винтовкой на чердаке.

– А я о чем, – времена идут, но ничего не меняется. Сорок седьмой год. Или две тысячи десятый. Для него нет никакой разницы.

– Ладно. И что же дальше было с этим самым Севой?

– Можно? – к столику Андрея подошел не слишком трезвый с виду человек с ополовиненной кружкой в руке.

– Пожалуйста.

Незнакомец встал рядом. Отхлебнул пиво.

– Фронтовик?!

– А тебе что за дело?!

Прозвучало грубо.

– Да ты не обижайся. Вижу, что фронтовик. Вот я и подошел. Подумал, дай перетру с понимающим человеком.

– Что за разговор?

– Да какой там разговор. Так… По душам хотелось побалакать.

– Вряд ли получится, – сказал Андрей, – по душам…

– Это еще почему… рылом я для тебя, что ли, не вышел?

– Да нет, просто не умею говорить по душам.

– Это ты так думаешь, – правой рукой Сева держал кружку, а левой сжимал в кармане заточку. – По душам все умеют говорить… Надо только попробовать.

Голос звучал успокаивающе. Чтобы клиент не дернулся.

Сева придвинулся поближе к Андрею, сделал вид, что пытается обнять его за плечо, дернулся, и вдруг обмяк. Счастливцев вздрогнул, приходя в себя, оттолкнул недавнего собеседника, и быстро пошел прочь.

Любитель задушевных бесед медленно сполз на землю. В левой половине груди торчала аккуратная рукоятка заточки, на серой фуфайке быстро разрасталось темное пятно.

– Уби-или! – заголосила какая-то женщина.

– Мда, – выдавил я. – И вот так всегда?

– Всегда. Времена меняются, обстоятельства нет. Между прочим, ты уцелел только благодаря моему вмешательству. Несколько раз был на волосок от гибели. И всегда я тебя вытаскивал.