Оливер Джонсон - Последняя Утренняя Звезда

Сейчас, когда он глядел на нее в свете приближающегося рассвета, все это казалось мечтой, сном, чем-то нереальным и призрачным. Но тут Таласса повернулась к нему, и тут же безжизненная холодная богиня исчезла, она слегка улыбнулась, и в свете близкого рассвета он увидел искры в ее глазах, как если бы ее рот и губы светились тайным огнем, который был виден только ему. Вот теперь он точно знал, что это был не сон.

Он слишком долго глядел на нее. Джайал еще был здесь: на его лице было заметно напряжение — быть может напряжение боли, или страха перед тем будущим, о котором он говорил, и которое с нетерпением ожидали Уртред с Талассой, но только не он? Уже давно голос Двойника уничтожал любые вновь обретенные желания, так что они зачахли на корню. Помнил ли Джайал тайный взгляд Талассы, которым она очень давно, в Тралле, посмотрела на Уртреда? И был ли тот тайный взгляд тайной для того, кто сам когда-то любил ее?

Все это время Гарадас и его люди стояли на расстоянии, с беспокойством глядя на то, что происходил между Уртредом и Джайалом. Но сейчас Таласса кивнула старосте, показывая, что все в порядке.

Гарадас немедленно пролаял несколько приказов. За последние несколько месяцев дисциплина в отряде восстановилась. Сорок горцев вместе с ним прошли через Лорн. И каждый знал, что он должен делать. В то же мгновение люди заторопились, бросились выполнять приказы: разжигать потухшие за ночь костры и наполнять большие кастрюли снегом из огромных сугробов, лежавших между деревьями. Остальные начали кормить сильных горных собак, которые тащили их сани от Сломанных Вязов. Лай псов мог бы разбудить даже мертвого, высунутые розовые языки выглядели почти непристойными на фоне густого белого меха.

Таласса кивнула туда, где на маленьком холмике возвышалась фигура Бронзового Воина. — Пошли, у нас еще есть несколько мгновений, — сказала она, — спросим Бронзового Воина; быть может он что-то знает от твоем сне.

Она потуже натянула на себя плащ и пошла прямо через сугробы, Уртред и Джайал последовали за ней. Солнце медленно поднималось перед ними из-за края леса. Его лучи побежали по снежной равнине, длиной не меньше двадцати миль, к мрачной линии холмов, которые они увидели вчера вечером. Сейчас они отчетливо вырисовывались в лучах восхода, и походили на наполовину погребенные головы великанов, глядящие на людей через равнину.

Хотя солнце немного согрело их замерзшие тела, каждый помнил свое пробуждение: Уртред и Таласса после сна любви, Джайал — после сна смерти.

Две великие армии, сорок тысяч воинов, сошлись лицом к лицу на поле Тралла. С одной стороны Иллгилл, с другой — легионы Немертвого Лорда, Фарана Гатона Некрона. Армия барона погибла почти полностью, как, впрочем, и легионы Червя, которые победили в тот день. Тралл погиб, Фаран Гатон сбежал. Из всех его могучих легионов осталось только трое, не считая его самого. Все они шли под землей, по длинному подземному туннелю, ведущему на север. И они тоже шли в Искьярд.

Фаран Гатон Некрон поднял руку в ратной рукавице, приказывая остановиться тем трем, кто шел за ним, единственным выжившим из огромной армии, которую он привел из Тире Ганда в земли Огня. Два солдата уничтоженного легиона, Жрецы Скорби, и его волшебник, Голон.

Князь остановился не потому, что он устал, так как усталость ничего не значила для него и он не спал двести лет. Фаран остановил их потому, что хотел, чтобы они сохранили силы, чтобы они оставались в живых до тех пор, пока ему не понадобятся они сами и их кровь.

А этот момент настанет очень скоро, потому что недалеко новое полнолуние и в ту ночь он должен будет выпить живую кровь, или заснуть вторым сном, их которого нет возврата.

Хотя было темно, совершенно круглый туннель протянулся вдаль настолько, насколько могли видеть его глаза, для которых не существовало темноты. На север, всегда на север. Подальше от Лорна, и как можно дальше от Хозяина Равенспура.

Дно туннеля покрывала грязная зеленая ряска. Сапоги Фарана сгнили, остатки с трудом держались, скрепленные полосками кожи. Сырость ела его ноги, с них сходило мясо, но он не чувствовал боли: нервные окончания умерли двести лет назад, когда он стал Живым Мертвецом.

Пока остальные восстанавливали дыхание, он глядел вдаль, в туннель. Этот длинный и прямой как стрела ров назывался Барьер Айкена. Древний путь богов. Он начинался в трех сотнях лиг к югу, на северном склоне Палисад в Логове Харкена, где когда-то Ре держал своих жеребцов-драконов. Потом он пересекал Равнину Призраков, проходил под Равенспуром, опять выходил на поверхность на Равнине Волков и уходил под землю не доходя Леса Лорн. Там они начали свое путешествие, почти год назад. С тех пор они идут не останавливаясь вперед, а где-то над ними находится Лес Лорн, бесконечный и невидимый. На севере должны быть Холмы Дьюрина и, если легенды не врут, Искьярд, тот самый город, из которого пришел Маризиан, где должны исполнится последние пророчества и решится судьба мира в пользу Ре или Исса.

Когда-то туннель шел глубоко под зеленым лесом, но за много веков эрозия и деревья все изменили. Корни гигантских деревьев взломали свод туннеля, кирпичи из образовавшихся дыр упали на дно, а их место заняли бледные корни, которые как бесчисленные руки тянулись из темноты. Через разрушенный потолок сочилась вода. Днем в темноту Барьера пробивались солнечные лучи. Свет — враг, который может превратить его в туман. В таких местах надо было ждать ночи, прежде, чем двигаться дальше.

Он жив только потому, что выпил кровь тех, кто шел за ним, тех, кого он сумел собрать после убийства Весельчака и бегства от Хозяина Равенспура. В туннелях под Лорном он нашел тринадцать. За последние месяцы одиннадцать из них умерли.

Его спутникам приходилось довольствоваться скудной едой. Свою жажду они утоляли из луж на дне тоннеля, хотя вода в них была кислой и соленой из-за древних металлов, растворенных в ней. Когда Голон решал, что во внешнем мире вечер и солнце садится, он бормотал слова одного из черных заклинаний Исса, и из заплесневелых разломов на мокрых стенах туннеля начинали появляться серые грибы, которые становились все больше и больше, пока их отвратительный тлетворный запах не заполнял весь тоннель, но он и выжившие Жнецы были настолько голодны, что хватали серо-белую мякоть и пихали в рот, не обращая внимания ни на что. Потом многие заболевали и мучались болями в животе. Но Фаран никому не разрешал отдыхать, только гнал и гнал их вперед, в бесконечную ночь туннеля.

Князь вздохнул. Вопрос крови. Он старался дышать неглубоко, что не чувствовать запаха трех людей, следовавших за ним: надо было управлять своим аппетитом — кровь была деликатесом, и чем дальше он уходил от человеческих привычек, тем более редким и изысканным. Искушение кровью сводило его с ума. Почти целый год в дороге, и разве с каждым днем его жажда не становится все сильнее и сильнее?