Ольга Шумилова - Эхо войны.

— Но явно не то, что я… — сунув бинокль Лаю, я спрыгнула вниз, к майору. Поднятый по тревоге форт лихорадочно готовился к обороне, надеясь только на Лидру. А передовой разведывательный отряд, один из десятка — на меня, больную и с явными галлюцинациями.

— Смотрите, — северянин вытянул уцелевшую руку, указывая на большую дыру с неровными краями, уходящую под землю у внешнего основания стены. — Куда это ведет?

— По–моему, ответвление туннеля ко взлетной. Форт стоит на холме, так что она под землей, как и ангар с мастерскими, выходит на южный склон… А что?

Не отвечая, он схватился за переговорник. А я внезапно увидела, как ожила, заклубилась чернотой земля, а изломанная тень сложилась в угловатую фигуру. Блеснуло тусклой зеленью в белесом лунном свете крыло, длинное рыло на мгновение задралось вверх — к зубцам стен второго периметра, за которыми стояли мы, и нырнуло обратно в дыру.

Началось.

Северянин орал в переговорник, чтобы перекрыли проходы от взлетной. Первый раз я видела, чтобы он скрежетал зубами от злости — в ответ на приказ оставаться на месте и вести наблюдение. Да, майор, не все вам в начальниках ходить…

— Ждите. Четыре минуты, — прозвучал за спиной неожиданно спокойный голос.

Я вытащила «мать», сняла предохранитель и высунулась из бойницы по пояс.

— Как далеко вы видите?…

— По–разному, — он неслышной тенью стоял у меня за спиной, тревожно вглядываясь в темноту. — И далеко не всегда то, что нужно.

Они взвились в воздух одновременно, куда раньше обещанных четырех минут. Закрыли половину неба огромным, сотенным косяком. Затявкали «матери», выпуская распадающиеся жидким огнем заряды.

— Уходим! — цепкая рука схватила за плечо, выдернула из бойницы. Северянин сорвал с пояса разрывной снаряд и швырнул в темноту, безупречно точно попав в черный провал лаза. Сверху упали несколько световых — у самой стены.

Глухо и утробно грохнуло, взметнулся фонтан земли и дробленого камня, и неровная дыра обвалилась. Мы бросились вниз, скатываясь по крутым лестницам, надеясь успеть до того, как твари опомнятся. Тяжело дыша в спину сержанта, я думала о том, что успела увидеть прежде, чем вдоль стены прошлась очередь тихих хлопков и двор потонул в слепящих вспышках: на стене третьего периметра стоял мужчина в темной одежде, и смотрел на нас.

Я все–таки не убила его.

Дьявол!

Четырех световых снарядов нам хватило, чтобы добежать до башни и захлопнуть за собой бронированную, как и все внешние в форте, дверь. Дверь вздрогнула и пошла мелкими вмятинами, но держалась.

— Сойдет! К мастерской двигайте, там сейчас такая каша… — сержант отнял руку от переговорника и побежал к лестнице. Загрохотали где–то над головой автоматические охранные установки, посаженные на крыше каждой башни, заходил ходуном каменный пол.

Я развернулась и, перекинув «мать» через руку, побежала следом за сержантом, окунаясь в рев огня и грохот очередей.

Палить начинали уже у основания башни, на первом подземном этаже — вдоль стен, а то и поперек дороги валялись редкие обугленные туши. Я пристроилась сержанту в тыл, на ходу натягивая шлем и включая жесткую фильтрацию шумов — двумястами шагами впереди, там, где технические коридоры открывались в громадный зал мастерской–ангара, этих тварей уже не успевали затыкать вовремя, и от пронзительных воплей солдаты вздрагивали даже здесь.

Я начинаю думать, что практичнее было бы остаться глухой до конца войны, чем лататься после каждой атаки.

Визг стал громче — его источник явно приближался. Сержант поднял руку и махнул вперед, побежав быстрее. Мы бросились следом, с разбегу выскочив из коридорных переплетений.

Интуиция опытных военных сродни телепатии, а то и превосходит ее. Прорвав строй из двух третей солдат форта, с десяток т'хоров залетели в тыл, вспрыгивая солдатам на спины и сдирая шлемы. В воздухе висела знакомая едкая пелена: лишившиеся защиты лица разъедало до кости, сжигало легкие, вдохнувшие пары. К визгу тварей добавились почти не слышные за грохотом вопли солдат, извивающихся на полу.

Так же, как и бежали, мы врезались в сухощавых тварей, прикладами проламывая твердокаменные щитки, пинками отшвыривая их от солдат. Тяжелые перчатки скользили на крови, криптоновые пластины темнели и покрывались жухлой коркой от кислоты, плавился пластик на прикладе. Я отодрала вцепившегося молодому парню в плечо т'хора за шею, швырнула к стене и припечатала короткой плазменной струей, боясь задеть своих. Подбежала и для надежности с размаху опустила приклад на скалящуюся морду, дробя череп.

Оглянулась — и бросилась на землю, подныривая под ядром летящую на меня пылающую тушу. Перекатилась, вскакивая с «матерью» в руках, пальнула «веером» прямо в потолок, откуда пикировало еще три твари, и бросилась в сторону, уходя с линии попадания плазмы. Пол подпрыгнул под ногами от веса врезавшихся в него на всем ходу т'хоров. Я вскинула голову и быстро огляделась: последнего из тех, кто пробились, добивал сержант, но на и без того не слишком густой строй военных снова лезла гнилостно–зеленая, вопящая и глухо стрекочущая крыльями волна.

Звезда моя, да откуда же столько?! И этот чертов ангар, с этими чертовыми высокими потолками, с этими чертовыми широкими стенами, позволяющий этой самой волне пройти!

— Быстрее, баррикада! Уберите раненых! — внезапно пробилась в эфире сквозь взрывы и свербящие визгливые вопли на грани ультразвука. — Отходим!

Мимо пробежал Лай, вскинув на плечи по раненому, вместе с еще полудюжиной солдат, вытаскивающих сослуживцев из–под ног отступающей шеренги. Отстреливаясь, она пятилась к узкому проходу в коридор. Какой–то офицер схватил меня за плечо:

— Баррикада! — с трудом разобрала я сквозь вопли.

Я кивнула и побежала в тот угол мастерской, где стояли контейнеры с ломом. Схватила с кем–то вместе верхний контейнер за ручки и бросилась в коридор, потом — обратно, вместе с дюжиной таких же, выпавших из шеренги. Еще один. Еще. И еще…

Шеренга, наконец, дошла до коридора. Грохотали ботинки бегущих по тесной кишке солдат, грохотали «матери» прикрывающего их арьергарда. Мы лихорадочно громоздили контейнеры один на другой, оставляя только узкую щель для тех, кто еще не вышел.

Рявкнул последний заряд, последнего солдата в четыре руки выдернули из ангара, рванулась в пазы и намертво заклинила в режиме экстренной блокировки дверь ангара, я навалилась всем телом на последний ящик, закрывая брешь, бросил сверху еще один возникший рядом сержант. Дверь под слоем контейнеров и металла вздрогнула, пошла вмятинами и узкими длинными разрезами. Мелькнул черный длинный коготь, с размаху обрубленный ножом. Засуетились солдаты, подтаскивая из глубины коридоров все новые и новые контейнеры, камни, лом, заваливая ходящую ходуном дверь. Через несколько секунд начали подскакивать и контейнеры, будто были набиты не железом и камнями, а деревом и птичьим пухом. Мы навалились на них всем телом, упираясь ногами в скользкий каменный пол — два солдата, восемь, двенадцать, двадцать, — пока хватало места, пока тех, кого подпирали в спину в два, в три ряда, не перестало отбрасывать назад.