Ольга Шумилова - Эхо войны.

Он замолчал. Я прижалась к стене, и, сощурившись, заглянула в узкую щель между пластиком и неровными камнями. И застыла в ступоре — никакого переговорника не было. Северянин стоял, подняв лицо с закрытыми глазами к потолку, и обращался со своими «да» и «нет» к нему же. Коротко, официально попрощался и открыл глаза. Я отпрянула от щели и на всякий случай усилила блокировку сознания, поэтому как он ушел, уже не слышала.

А потом, уже в который за сегодняшний день раз опустилась на ближайший ящик и обхватила голову руками. Да, когда я думала, что дело в переговорнике, то надеялась поймать вторую крысу в Развалинах, ибо никуда больше наша техника из–за барьера пробиться не могла. Да, теоретически очень сильный оператор дальней связи мог пробить барьер, а не заработать инсульт от одной попытки… Но вот так, без усиливающей аппаратуры, без обязательного иферена… Как это вообще возможно?

Я все чаще и чаще задаю себе этот вопрос за последние дни и недели, а ответы приходят все реже и реже… Объект 678–СN. Лаппо.

То, что он сбежал из какой–то лаборатории, и раньше было очевидным, а этот разговор только подтвердил давние подозрения. Но теперь, по крайней мере, стало понятно, почему его не искали. Дефектный образец, не дошедший до конца… И я даже знаю, почему. У вампиров все–таки другая биология, совсем немного, но — другая. И почему–то я сомневаюсь, что мальчик распространялся об этой особенности своего организма. Или, может, в этом и состоял эксперимент — посмотреть, получиться ли? А что должно было получиться?… Зачем? И у кого?

Кому же ты служишь, северянин? Неужели СБ Центра, раз интересны тебе наши сумасшедшие?…

Резкий звук ударил по рефлексам, подбрасывая на ноги и выбивая мысли из головы — ревела тревожная сирена. Я бросилась вверх по лестнице, выскочила в центральный коридор и, растолкав солдат у единственного не заваренного наглухо окна первого этажа, прилипла к бронированному стеклу сама.

Два универсальных боевых крейсера снижались медленно и величаво, неторопливо разрастаясь из едва заметных точек в узкие вытянутые тени на ночном ясном небе. Лидра.

Сердце радостно подскочило. Хватит. Должно хватить двух крейсеров, даже с избытком, особенно если узконаправленной бомбардировкой обрушить второй периметр вместе с мастерской и взлетной, перекрыв т'хорам точку выхода с Изнанки.

По толпе солдат прокатилась волна радостного гула. Вдруг мимо стекла промелькнула болотно–зеленая фигура — т'хоры, забившиеся от ледяного по–зимнему ветра под скаты крыш и в стенные ниши, поднялись в воздух, где и повисли перекрывающим обзор маревом трепещущих крыльев.

Минут десять неба не было видно. А потом я увидела…

Сердце оборвалось и провалилось в Бездну. Они заходили на посадку. На посадку рядом с фортом!

— Звезда, да им разве не сказали?! — мой голос летит над собравшейся толпой отчаянным и совершенно бесполезным криком. Следом летят корабли — вниз, стремительно заваливаясь на корму.

По металлу тусклыми вспышками бегут зеленые искры, оплетая двигатели густой сетью. Т'хоры взмывают в затянутое осенними тучами небо. Полторы сотни. Две. Три. Четыре…

Я тяжело оперлась локтями на подоконник и закрыла лицо руками. Скажите, что я сплю. Скажите, что так не может быть, потому что жизнь не может быть настолько несправедлива. Скажите…

От удара подпрыгивает пол под ногами, вздрагивают стены. Мелко дрожит, но выдерживает бронированный стеклопластик. А за вторым периметром расцветает вспышками и грохотом огненный шар выше крепостной стены — один за другим взрываются двигатели, топливные емкости и арсенал. Корму крейсера разносит в клочья, а то, что осталось, с остервенением смертников облепляют толстой коркой шипастые зеленые тела.

Слышна ли на самом деле стрельба, или это просто бред измученного надеждой сознания?…

Второй крейсер падает далеко — кажется, даже за границей барьера, а я с отрешенностью медика, наблюдающего за агонией неизлечимого пациента, отмечаю, с какой высоты. Видимо, для свидетельства о смерти.

И снова — алым вспыхивает небо, от удара рушится ветхая стена третьего периметра, которую так и не успели закрыть на реконструкцию… Это конец Развалин, конец форта Иней, конец…наверное, нам, его солдатам. Несмотря на то, что под двойным ударом не выдерживает и проседает дальняя часть мастерской. Несмотря на то, что действительно все еще слышна стрельба…

Я подалась назад, расталкивая замерших с перекошенными лицами солдат и побежала наверх, под крышу единственной оставшейся за нами башни.

Не переставая, на одной ноте, надрывно выла тревожная серена. Я сидела, скорчившись, у крошечного слухового окошка, которое не стали даже заваривать, и сквозь пол–ладони стеклопластика наблюдала, как гибнет то, без чего можно жить — надежда.

Надрывно кашляющие от ядовитого дыма, шатающиеся от недостатка кислорода, с залитыми кровью лицами и растрескавшимися шлемами солдаты пробивались сквозь огонь и раскаленный металл наружу, чтобы умереть от когтей и зубов под начинающимся дождем. Вялые выстрелы захлебывались в бесконечном зеленом потоке, камни плавились от жара полыхающих кораблей.

У Жизни нет жалости, зато есть клыки, когти и кровавые реки. Но как же иногда хочется совершить чудо, подобно богам, совершить невозможное… Сделать так, чтобы мерзавцы получали по заслугам в Бездне, а святых никогда не касалось зло. Чтобы в конце пути нас ждал счастливый конец, и все мы дошли до этого конца живыми.

Сделать так… чтобы не гибла надежда, без которой можно жить, но выиграть — никогда.

Внизу, за вторым периметром, крылатые твари разрывали в клочья выживших солдат, разрывали нашу надежду, и мне как никогда хотелось совершить чудо.

Вместо чуда богиня снова посмеялась надо мной, осветив своим фонарем то, что никак нельзя было назвать спасением. Я снова посмотрела вниз, на копошащуюся крылатую массу, прокрутила в голове события последних дней и бросилась к лестнице.

В то, что теперь заменяло кабинет коменданта, я ворвалась одновременно с майором. В затылок нам дышало полдесятка старших офицеров. Торрили молча посмотрел на нас, оторвавшись от экрана трех чудом уцелевших камер слежения.

— Морровер, что вы хотели?

— Комендант… — от неожиданности я замолкла, оглянувшись на старших офицеров. Но потом вспомнила, что хотела сказать, и мой голос окреп. — Комендант, если мы не уходим сейчас, мы уходим на тот свет. Не позже, чем через два–шесть часов нас вырежут в ноль.

— Откуда у вас информация? — он резко встал с кресла. — Приступ ясновидения? То, что произошло с кораблями Лидры, не ставит автоматически на нас крест, так что прекратите сеять панику!