Рихтер - Хроники Торинода: вор, принц и воин

– Он просто не хотел тебя лишний раз беспокоить,- встрял Элиа.

– Ага,- ехидно ответил Кларенс,- Именно так и сказал паук мошке: я не хотел тебя беспокоить, так что повиси еще чуть-чуть, а уж потом разберемся!

Сравнение было очень образное, но Ольг его не оценил.

– Это ничего, что я в очередной раз спасаю твою никчемную жизнь, а меня за это называют идиотом?- поинтересовался он спокойно. Кларенс сник, надулся и последующие два часа, пока они прятались в чаще, демонстративно ни с кем не разговаривал. Учитывая, что молчащего Кларенса увидеть было трудно, а то и почти невозможно, все просто облегченно вздохнули. Элиа, правда, чуть-чуть помучила совесть, но он пинками загнал ее в глубину сознания. Ольг удовлетворенно усмехался.

Здешние леса были мрачнее прозрачных сосновых боров его родины с их чистым сухим воздухом, которым так легко дышать. В этих местах было тепло и сыро, воздух был напитан дурманом лесных трав, пахло прелыми листьями и грибами, рос раскидистый – на севере такого не бывает – огромный папоротник, и незнакомые Ольгу цветы. Ему здесь не очень нравилось – он не знал чего ожидать от этого леса, не то что дома, где знакомо все: где охотится волчья стая, с какой ветки может спрыгнуть гордая красавица рысь, какой медведь правит и почему лис-двухлетка бежит именно этими тропами. Он был рад, когда они, обогнув лес наискосок, вышли к опушке, около которой была старая дорога, ведущая в Неар. Как рассказали ему еще в Клыках, дорогу давно забросили из-за слухов о разбойниках, живущих в окружающих ее лесах, а потом она заросла, превратившись в узкую тропку, по которой никто не рисковал ходить.

Впрочем, решил Ольг – почему никто? Они рискнут. Разбойники, это конечно страшно, но сейчас Ольг гораздо больше беспокоился по поводу королевских солдат.

А ты думал когда-нибудь, доблестный тан, что станешь мятежником?

Вот о чем Ольг никогда в жизни не думал, так об этом. Верно служить своему королю – это было то, чем занимались многие поколения его предков.

Н-ну, предположим Лэрион – не мой король…

А потом, единственное, чем они рискуют, так это собственными жизнями – большего у них никогда и не было…

Очевидно, Кларенс и Элиа думали точно так же, потому что шли по заросшей дороге, не сказав ни слова, хотя и прекрасно знали о ее репутации у местного люда. И лишь когда они остановились на ночлег, уставшие и истощенные беспрерывным бегом последних дней, Ольг увидел как Кларенс беспокойно озирается по сторонам, словно выглядывая возможную опасность.

– Не хочу чтобы меня убивали,- угрюмо заявил он наконец. Элиа промолчал, но вид у него был такой, как будто он готов подписаться под этими словами, причем несколько раз и жирными чернилами.

– Я тоже,- согласился Ольг.- Думаете, мне доставляет удовольствие бегать по лесам как загнанный на охоте олень?

– Думаю, тебе нравится опасность,- устало выплюнул Кларенс,- А еще я думаю, что тебе это легче переносить, чем нам, и гордиться тут нечем.

Он злился на Ольга, на чертову погоню, на весь белый свет…Эта злость, начавшая подниматься в душу, еще с ночи, проведенной в замке Радиона, когда Ольг заявил, что останется, а они должны уехать, все нарастала и нарастала. Кларенс даже не пытался ее утихомирить – он был не из тех, кто сдерживают свою ярость… Усталость же многократно ее увеличивала.

Элиа поежился, когда где-то рядом с криком пролетела птица, Ольг же ничего не ответил на его выпад. Его вдруг охватило равнодушие. И не было разницы что думают о нем друзья или враги…рана на предплечье все болела и болела, не желая затягиваться, несмотря на все усилия Кларенса…он понял, что чувствует человек в долгую-долгую болезнь, когда и не умираешь, но выздороветь сил уже не осталось…

Он стоял так, опустив руки, держащие оружие, не замечая как по щекам льются слезы, и переглядываются друзья – Кларенс с непониманием, а Элиа со странной смесью жалости и досады (не должен ты, его кумир, человек, в силу которого он безоговорочно верит беспомощно плакать неизвестно от чего)…

Кларенс бросил охапку листьев, которую держал в руках, подошел поближе:

– Прости,- он виновато опускает голову, но даже так они одного роста.- Я не это хотел сказать.

– Конечно,- язвительно бросает Элиа,- Вечно ляпнешь не подумав!

– Дело не в этом,- сумрачно сказал Ольг,- Дело не в этом.

Он кулаком вытирает непрошеные слезы, и, резко развернувшись, быстрыми шагами уходит в глубь чащи…

Ему давно уже не было настолько плохо безо всякой определенной причины.

Как будто снова и снова потеряна цель в жизни.

Но ведь это не так, у него есть Элиа, и Фалина, и воспоминания о ее глазах и улыбке, и Кирен, которая наверное ждет их каждый вечер на крыльце дома у дороги, и даже злой на язык шалопай Кларенс…

Почему же мне так паршиво?

Может быть потому что надоедливый невыносимый вороватый подросток прав и мне действительно нравится строить из себя героя?

Нет, дело было не в этом, Ольг это чувствовал. Что-то другое угнетало его, что-то гораздо более глубинное, но осознать что именно он не успел: из чащи, там, где он оставил мальчишек раздался отчаянный крик.

Голос он узнал бы из тысячи.

Элиа.

Слезы, если такие еще оставались, мгновенно высохли. Ольг рывком вытащил из ножен меч, бесшумно скользнул по упругой траве, и, видящий в сумерках едва ли не лучше чем днем, быстро побежал на крики. Упругие ветки то и дело ударяли его по лицу, но он не сбавляя скорости, достал на ходу меч.

В наступившей темноте, более или менее разгоняемой только светом костра, были видны силуэты нескольких мужчин, бесшумно двигавшихся по поляне. Были они вооружены легкими мечами и луками, которые не походили на тяжелое оружие солдат короля. Ольг успел заметить, что один из мужчин схватил Элиа, жестоко скрутив руки за спиной. В десяти шагах от него Кларенс с отчаянием, воспитанным долгими годами на улице, дрался с двумя воинами. Дрался неумело, но двигаясь так, что опытный человек увидел бы наверняка – такой будет сражаться до последнего вздоха, до последней возможности, надеясь хотя бы умереть достойно, раз уж не получается победить.

– Ольг! О-о-ольг! – Элиа кричал, надрывая голос, потом каким-то образом вывернулся из рук державшего его мужчины, – Ольг!

Я – идиот, возомнивший себе невесть что. Самодовольный глупый мальчишка, решивший поиграть во взрослые игры. Глупец. Я стою здесь и смотрю как какие-то ублюдки делают больно моим близким…

Эта мысль отрезвила его. Он снова стал таном Ольгом, легко вступающим в любую битву, Ольгом – воином. Он вновь почувствовал, как кровь легко разливается по жилам, и обостряется зрение и слух, будто мир становится вокруг несоизмеримо ярче и четче.