Александр Лайк - Закат империй

Мальчик вышел из Круга со сжатыми кулаками. Он был полон тихого бешенства. Смотреть на него было жутко.

— Ты — споришь?! — сказал он звенящим голосом.

— Я звал тебя, чтобы спорить, — леденея, сказал Альрихт. — Я рад, что ты согласился.

— Почему ты решил, что я согласился?

— Ты слишком злишься сейчас. Подобные тебе могут разозлиться так только в одном случае — когда вынуждены согласиться с тем, с чем соглашаться не хочется. Вы не привыкли к уступкам.

Мальчик засмеялся.

— Ты прав. Я не возьму тебя до самого Рассвета. Если можешь — победи! Хотя лучше бы ты проиграл, и твои потрясающие мысли погибли вместе с этим миром. Но заплатить тебе придется немало. Я заберу всех этих, — он обвел взглядом бывших адептов ложи, — их жизни больше не нужны им. Их жизнь — ты, а ты уже не умрешь. И еще, мастер, ты заплатишь мне гарантией господства пределов в следующем мире! Клянись!

— Сначала ты клянись, что отрекаешься от меня, — бестрепетно сказал Альрихт. — Если я приду к тебе до Рассвета, ты не пропустишь меня. И отправишь обратно.

Мальчик яростно посмотрел на него.

— Я уже сказал!

— А теперь клянись, — тихо сказал Альрихт.

— Я не возьму тебя, — бледнея от злости, сказал властитель пределов.

— Клянись!

Мальчик стиснул зубы. Потом медленно, нехотя кивнул.

Беззвучная судорога разорвала мир пополам и снова швырнула половинки друг к другу.

— А я клянусь, что господство твое в следующем мире будет незыблемым. Я, великий бог-создатель, сотворю несчетное множество пределов для людей, и все отдам под твою власть.

Мальчик удовлетворенно склонил голову.

— Отдай мне этих, — мягко сказал он.

— Шестьдесят, — возразил Альрихт.

— Всех! Зачем они тебе?

— Некоторые из них мне нужны!

— Кто они и сколько их?

Альрихт посчитал.

— Ты говоришь, что всего их семьдесят три? — переспросил он. Можешь забрать шестьдесят шесть. Мне нужны семеро.

— Не дразни меня, — предупредил мальчик. — Всех!

— Мы уже клялись друг другу, — сказал Альрихт. — Возьми шестьдесят шесть, прошу!

— Эту цифру ты еще запомнишь, — до ужаса спокойным голосом сказал мальчик. — Тебе шестерки будут в страшных снах мерещиться.

— Я обещал тебе шестьдесят!

— А я, соглашаясь, говорил обо всех!

— Но они нужны мне!

Мальчик пронзительно посмотрел на него.

— Эти? — он взмахнул рукой.

И семь серых теней возникли из ничего, собрались плотной кучкой между мальчишкой и гроссмейстером.

Нерваль, согбенный, с лицом, полным унылой обреченности, жующий бесплотную нижнюю губу. Вельстрем, топчущийся на месте, беспокойно и тревожно оглядывающийся. Угрюмый Тузимир, смотрящий на Альрихта с неторопливой и обстоятельной ненавистью. Надменно поджавший губы Клеген. Аристократически брезгливый Миштект. Номатэ, с живым интересом оценивающий обстановку. И спокойный, немного мрачный Шаддам.

— Эти, — с трудом размыкая губы, выдохнул Альрихт.

— Хорошо, — сказал мальчик. — Они стоят спора. Оставь себе одного.

— Одного? — с ужасом повторил Альрихт.

— Вот сейчас ты подошел опасно близко к пределу, — сказал мальчик. Смертельно близко. Выбирай одного, пока я не передумал.

Альрихт стиснул зубы и медленно протянул руку к Номатэ.

— Остальные мои, — сказал мальчик; и шесть скорбных теней вереницей двинулись к центру Круга. Они молчали, пока шли. И так же молча ушли в никуда, за самый последний из Пределов.

— Ты выполнил условия договора, — сказал мальчик, направляясь следом. — Выполню и я. Прощай. Точнее, до встречи там! — он показал куда-то далеко, за самый-самый край мира.

Уже шагнув в Круг, он остановился и вернулся. Быстро и легко подошел к Морене.

— Сотвори яблоко, — жалобно попросил он.

Серый, как островитянин, Морена послушно вынул из воздуха душистое и румяное сенейское яблоко и протянул мальчишке. Тот с аппетитом впился в мякоть зубами и даже зажмурился от восторга.

— Спасибо, — сказал он искренне. — Спасибо. Возьми и ты у меня подарок. В благодарность за это.

Он ткнул пальцем в яблоко и ушел в Круг, смачно жуя на ходу.

— Какой подарок? — ошеломленно спросил Морена.

Мальчишка обернулся и засмеялся.

— Себя, Ирчи Морена, человек с лицом древних, — он указал на пол, где у границы Круга было едва заметное белесое меловое пятно.

А в следующий миг повелитель пределов исчез.

Трое посмотрели друг на друга.

— Я думал, я умру, — сказал Альрихт и сел на пол.

— Ты молодец, — серьезно сказал Клосс и обнял оглушенного Морену за плечи. — Плюнь, Ирчи. Это, — он кивнул на пятно, — уже ничего не значит.

— Я ошибся, — грустно сказал Альрихт. — Их было восемь. Я совсем забыл про Мегиша.

— И это уже все равно.

— Какой же я дурак! — вдруг крикнул Морена.

— Вот это, говорят, неизлечимо, но с Рассветом и это пройдет.

Альрихт сунул руку в карман, вытащил оттуда клочок бумаги и некоторое время тупо смотрел на него.

— Давай червонец, — наконец сказал он Морене.

Капитан Уртханг оглядывал собственный лагерь, как поле битвы. С вершины холма. Оглядывал и негромко ругался. Если бы это было настоящим полем битвы, Уртханг никогда не выбрал бы этот холм для рекогносцировки. С него было плохо видно.

И к тому же он находился в центре лагеря. Поэтому, чтобы оглядеть весь лагерь, приходилось вертеться, как девка на выданье.

И еще мешал шатер. Личный шатер Ника, у которого раньше развевалось знамя Конфедерации, а теперь сверкал штандарт Вечного Отряда. Личный шатер, которого у Ника никогда не было.

Шатер Ник придумал сам, а еще точнее — не придумал, а вычитал из какой-то полузабытой книги. «Стратегикон» Абсерида, кажется. Выдумка была настолько идиотской, наивной и заплесневелой от древности, что даже могла сработать.

Ник ходил вокруг шатра и регулярно в него удалялся. Туда же и столь же регулярно заходили лейтенанты и вестовые. Там капитан исчезал на заходе солнца, а на восходе оттуда появлялся, сонный и недовольный. И вообще шатер был большой и красивый.

В центре шатра была дыра, а в дыре были ступеньки. Дыра колодцем уходила вниз, а ступеньки сделали из того, что внешне когда-то очень напоминало большой штабной стол, несколько стульев и походное ложе. Все это внесли в шатер, уже понимая, что несут будущие ступеньки. Достаточно глубоко внизу колодец превращался в горизонтальный ход, а может, и лаз, который выводил прямо в старенькую латаную палатку. Любимую палатку Ника Уртханга.

Вынутую из колодца землю складывали под стенки большого шатра изнутри, закрепляя фашинами. Шатер постепенно превратился в полупогреб, и внутри в нем оставалось совсем не так много места, как могло показаться снаружи.

Ник позволил себе только одно отступление от древней стратегемы. В дальнем углу шатра была отрыта еще одна очень полезная глубокая дыра — на два очка.