Раймонд Фейст - Дочь Империи

— По-моему, властитель Патаки, я знаю также и одного друга.

Старик рассмеялся, словно оценил остроумный каламбур:

— Сида и Акома прекрасно ладили друг с другом на протяжении многих поколений. — Он взглянул на отведенный ему стол, за которым сидели два его внука. — Время от времени твой отец и я даже поговаривали о возможном союзе.

— С этими словами он пытливо всмотрелся ей в лицо. — Хотелось бы надеяться, что в один прекрасный день мы с тобой сможем побеседовать о таких делах. Но сейчас я должен возвратиться к своей семье. Да хранят тебя боги, госпожа.

— И да хранят они Сиду, — пожелала в ответ Мара. Накойя наклонилась поближе к хозяйке и прошептала:

— Во всяком случае, один человек здесь нашелся, подобный твоему отцу.

Мара кивнула:

— И даже от него не придется ждать поддержки, когда Джингу примется за дело.

До той поры, пока не нарушены формы приличий, полагалось следовать непреложному правилу: если слабый умирает на глазах у всех, наблюдатели не должны вмешиваться или протестовать. Минванаби нанесет удар. Единственный вопрос — когда.

Сумерки за открытыми окнами скрадывали береговую линию, и при свете вечерней зари озеро мерцало, словно лист серебряной чеканки. Одна за другой зажигались звезды. Тем временем рабы с факелами и кувшинами с маслом совершали свой привычный обход, зажигая лампы. Вскоре должно было совсем стемнеть; с наступлением ночи опасность возрастала. Мара проследовала в пиршественную залу вместе с прочими гостями, стараясь выглядеть так же, как они, — веселой и оживленной. Если бы ей было позволено мечтать, она сейчас мечтала бы об одном — о роли воина, чтобы сражаться в доспехах и с мечом, пока смерть не отыщет ее или ее врагов… но идти через возбужденную толпу, видеть сияющие улыбки, слышать беспечный смех, и все это время нести в сердце, не показывая виду, неизбывный давящий страх — это значило бессильно дожидаться, пока достоинство не обратится в маску, под которой скрывается безумие.

Лучшие повара Империи готовили ужин для этого вечера, но Мара не чувствовала вкуса еды, которую брала с роскошных подносов, украшенных ободками из редкого металла. Она соглашалась отведать то одно, то другое, чтобы успокоить Накойю; но в голове назойливо билась одна мысль — что Папевайо сейчас борется с одолевающим его сном. Всю прошлую ночь напролет он бессменно стоял на страже у ее дверей, и хотя боги наделили его телесной силой, острым умом и волей, не приходилось надеяться, что он сможет так же бодрствовать и еще одну ночь. При первой же возможности Мара извинилась перед любезными хозяевами и попросила разрешения удалиться на покой.

Черные тени, отбрасываемые глубокими капюшонами, не позволяли понять выражение лиц Всемогущих, но их глаза следили за Марой, когда она встала из-за стола. Сидевший справа от них Альмеко широко улыбнулся, толкнув локтем под ребро властителя Минванаби. И многие глаза с презрением следили, как властительница Акомы помогала своей престарелой первой советнице подняться на ноги.

— Желаю тебе приятных сновидений, — пробормотал Десио, наследник Минванаби, когда маленькая группа направилась к выходу в коридор.

Мара была слишком утомлена, чтобы отвечать. Но мгновением позже ей пришлось пережить еще один удар по самолюбию: властитель Экамчи, не уступив ей дорогу, протиснулся в дверной проем перед ней. Папевайо заметил, как окаменели плечи госпожи. Одна лишь мысль, что этот надутый истукан может нанести ей новое оскорбление, привела воина в ярость. И, прежде чем Мара успела сказать хоть слово, прежде чем кто-либо из гостей обратил внимание на небольшую заминку в дверях, Папевайо схватил властителя Экамчи за плечи и вытолкнул в коридор, в сторону от дверного проема.

У властителя Экамчи даже дух занялся от неожиданности. Затем его пухлые щечки возмущенно заколыхались.

— Гнев богов!.. — негодующе зашипел он. — Ты, чурбан неотесанный! Думаешь, ты можешь меня тронуть, и тебе это сойдет с рук?!

Позади него загремели оружием его телохранители, но в узком коридоре они не могли обойти расплывшуюся фигуру взбешенного властителя и, следовательно, не могли добраться до Папевайо.

Командир авангарда Акомы отнесся к угрозам с подобающей невозмутимостью:

— Если ты еще хоть раз проявишь неуважение к моей госпоже, я тебя «трону» так, что тебе будет очень больно!

Пока Экамчи брызгал слюной, его телохранители пребывали в растерянности: немедленно покарать обидчика они не могли, поскольку от него их отделяла объемистая фигура хозяина; если же попытаться обогнуть это препятствие, то нападению со стороны Папевайо мог подвергнуться сам властитель, прежде чем они успеют помешать наглецу.

— Посторонись, — решительно сказала Мара господину Экамчи, который все еще загораживал ей путь. — Даже ты, Текачи из Экамчи, не посмеешь запятнать кровопролитием празднование дня рождения Имперского Стратега.

Толстый властитель побагровел еще больше.

— Для слуги, поднявшего руку на человека моего ранга, приговор известен заранее: смертная казнь, — злобно фыркнул он.

— Разумеется, — глубокомысленно подтвердила Мара.

Папевайо приподнял свой шлем, явив миру черную повязку позора.

Властитель Экамчи побледнел и придвинулся к стене, бормоча поспешные извинения. Он не мог требовать казни уже осужденного человека и не мог отдать своим стражникам приказ напасть на Папевайо: ведь этим он только угодил бы мерзавцу, даровав ему почетную смерть от клинка.

Попав впросак и за это еще больше возненавидев Мару, Экамчи с самым надменным видом направился к пиршественному столу.

— Давай поспешим, — шепнула Мара Накойе. — Коридоры для нас небезопасны.

— А по-твоему, наши покои чем-нибудь лучше капкана? — возразила старушка, но пошла побыстрей.

Как и предполагала Мара, в уединении и тишине Накойя быстро собралась с мыслями, и ее деятельный ум заработал.

Сменив праздничный наряд на более удобное домашнее одеяние и усевшись на подушки, первая советница принялась бесстрастно поучать свою госпожу, излагая ей методы выживания в неприятельском логове.

— Ты должна расставить снаружи лампы, напротив каждой из перегородок, — настойчиво внушала Накойя. — Тогда, если убийца попытается к тебе проникнуть, ты увидишь на перегородке его тень. Зато внутри надо разместить лампы между тобой и окнами: тот, кто рыщет снаружи, не должен видеть твой силуэт.

Мара кивнула, благоразумно предоставив Накойе выговориться.

Про все эти хитрости с лампами ей когда-то рассказывал Лано, и она сразу же после приезда в Минванаби подробно растолковала одной из своих служанок, каким образом нужно расположить светильники. Вскоре яркий свет уже заливал комнату, где сидели Мара с Накойей; Папевайо занял пост у входа.