Наталья Резанова - Княжеская ведьма

А ей-то что? Она обходит своих больных. Стража уже не таскалась за ней по пятам. Если за ней и следили, то скрытно.

С отцом Ромбартом они снова встретились у часовни. Капеллан хвалил лекарство и одновременно жаловался на новые боли. Был полдень, сырой, ветреный, между плитами в углу лезла трава, и Карен, не переставая давать указания капеллану, к ней приглядывалась.

Откуда-то плелись Флоллон и Катерн, имевшие довольно жалкий вид.

– Как наш преподобный с ведьмой растабаривает!

– Славно спелись!

– Неразумное вы говорите, дети мои, и горько мне слышать такие слова. Эта девушка не владеет никакими искусствами, кроме данных ей от Бога, и вы не можете называть ее ведьмой за добро, которое она творит.

– Как это не можем? – Катерн натужно веселился. – Все говорят, что ведьма!

– А ведьм вообще не бывает!

– Как это не бывает? – теперь Катерн удивился.

– В постановлениях Святых Синодов подлинно записано: «Кто, ослепленный дьяволом, подобно еретику, будет верить, что кто-либо может быть ведьмой, и на основании этого сожжет ее, тот подлежит смертной казни».

– Может, тогда не было ведьм, а теперь есть.

– Ересь, подлинная ересь! – он даже возвысил голос, чего раньше за ним никогда не замечалось. Как легко он дал себя убедить. И он будет на моей стороне, думала она, всегда, пока у него будет болеть желудок. А желудок у него будет болеть до самой смерти.

Ораторский порыв капеллана утих, однако Катерн и Флоллон все еще пребывали в некотором недоумении и мрачно переглядывались.

– Слышали вы, дураки, что святой отец говорит?

Они были настолько мельче ее, что она могла свободно общаться с ними и даже шутить.

– Ведьма, не ведьма… какая разница? – проворчал Катерн. – Тут как послушаешь самого, так не только ведьму от знахарки, так и попа от жеребца не отличишь.

Оскорбленный отец Ромбарт отошел, но для нее существенным было другое. Тем более, что Флоллон тут же добавил:

– Лучше бы ты взаправду была ведьмой. Тогда бы ты могла угадать, что он затевает. Мы не можем.

– Как? Даже вы, самые верные, не посвящены в его замыслы?

Катерн сплюнул на землю, а Флоллон с яростью произнес:

– Если бы еще знать, чего от него ждать! Сламбед или Вильман? Север или юг? И никого не слушает! Хоть бы бабу себе постоянную завел… Жалко, что ты такая уродина и не годишься для постели.

– Это мое спасение… Или мало, что ли, смазливых?

– Много. – Он махнул рукой. – Да только…

Карен кивнула, запахнулась в плащ и пошла своей дорогой. Она направлялась к жене коменданта – у ее мальчика был нарыв в ухе.

Вот как? Приближенные Торгерна не прочь были бы ее подставить? Не выйдет, голубчики… и сами знают, что не выйдет. Север или юг? Сламбед или Вильман? Сейчас весна… у герцога нет сыновей, есть незамужняя дочь…

Ей предстояло пройти через второй внутренний двор. Здесь и подстерегала ее непредвиденная задержка.

Еще не видя, по доносящемуся лаю и визгу, она поняла, что происходит. Перед Пасхой среди прочих прибыл в крепость некий Брондла, один из сеньоров средней руки. Был он со многими здесь в дружбе, между прочим, и с Элмером. Сам бы по себе этот Брондла ничего не значил, но был известен своими собаками, необычайно сильными и злобными. Брондла хвастал, что они у него пробовали человечье мясо. Неизвестно, как там с человечиной, однако охотники Брондле завидовали. И целую дюжину таких псов Брондла привез в крепость – то ли продавать, то ли обменивать на что-то. Находились они под охраной трех угрюмых дуболомов, таких молчаливых, что их можно было принять за немых, а может, они разучились говорить, общаясь исключительно с собаками. И вот этих собак кто-то выпустил из псарни во двор.

Рычащая, взлаивающая свора металась по брусчатке, а народ разнесло по сторонам. Карабкались на крыши пристроек, висели на столбах, вжимались в стены. Женщины визжали. Карен встала у деревянной пристройки, тихо присвистнула.

Огромные, черные, рыжие, оскаленные пасти, пена, стекающая с языков. Визг, вой, лай. Ад. Бред. Хорошая картина для весеннего дня. Ей показалось, что наверху, на галерее, стоят Брондла и Элмер. Показалось? Да нет же, она их ясно видела. А на лестнице – один из псарей. Вот оно что. Просто так решили позабавиться, пугнуть народ от скуки… или знали, что она идет? Так она и пойдет. Игры…

И сбившиеся у стен и по углам увидели, как ведьма пересекает двор. Свора сбилась в кучу, но она продолжала идти, и свора расступилась. При этом Карен вроде бы разговаривала с собаками, произнося что-то тихим, ровным голосом, и те успокоились и завиляли хвостами. Она прошла, не оборачиваясь. Пусть теперь псари с плетьми делают свое дело. Миновала она и ближайший дверной проем, в котором увидела еще одного человека. Измаил смотрел на нее. Доволен, просто сияет. И, конечно, не подумал двинуться ей на помощь. Уверовал, черт бы его побери! Созерцатель чудес. Ему что ни покажи, все чудо. И теперь будет рассказывать всем и каждому, и ему, да, разумеется, ему в первую очередь.

Когда она возвращалась от коменданта, Измаил дожидался ее на том же месте.

– Ну и что ты здесь торчишь?

– Мне приказано тебя охранять.

– Так что ж ты в дверях отдыхал, когда Брондла с Элмером хотели меня собаками затравить? Может, ты своего господина так охраняешь?

– Он – другое дело. А про тебя я знал, что собаки тебя не тронут. Тебя защитит твоя магия.

– Какая еще магия? – с досадой сказала она. – Просто все твари не любят, когда кричат, машут руками и бегают, а когда ты спокойно говоришь с ними и не суетишься, они тебя не тронут. – Это была правда, но Карен знала, что Измаил не верит в ее слова. – Лучше скажи – ты был когда-нибудь в Вильмане?

– Нет. Не приходилось.

– А о госпоже Линетте ты что-нибудь слышал?

– Ну, еще бы! Говорят, ее красота превосходит человеческое понимание.

– Да? Это плохо. Красота должна быть доступной пониманию. Особенно в данном случае. Надеюсь, это просто фраза.

– Ничего не понял, – признался Измаил.

– Напрасно. Во всяком случае, в ближайшее время ты еще не раз услышишь о госпоже Линетте. А, может, и увидишь ее. Это я, Карен, тебе предсказываю.

Пусть она сейчас похожа на человека, руками толкающего крепостную стену. По крайней мере, она знает, в какую сторону ее толкать.

Через два дня ей передали, что князь требует ее к себе. Она медлила несколько минут прежде, чем встать и пойти. Вот – настало время. Месяцы ожидания не прошли даром, а ноги не идут. Странно. Пора бы привыкнуть, и ведь она давно уже не боялась, а тут снова этот вязкий, отвратительный страх. Но она быстро справилась с собой.

И не смешно ли – для того, чтобы начать действительно важный разговор, понадобилась эта история с собаками? Она нашла в себе силы усмехнуться, и страх прошел совсем. Она встала.