Ольга Голотвина - Знак Гильдии

– Пора прощаться, – спокойно говорит Шепчущий. – Спасибо, мой мальчик, да вознаградит тебя дори-а-дау! Сестра, удачи тебе. Братья, постарайтесь никого не убить.

И больше из расселины – ни звука.

Дети Моря не ударяются в панику: не первая облава! Подручный смотрителя маяка заползает в заросли вереска, с головой укрывается серым плащом, прижимается к земле... Ах, молодец! Не то что в сумраке – и днем-то за валун принять можно! И ведь перележит суматоху! Юнфанни его помнит еще ребенком, лучше всех сверстников играл в прятки.

Братья-рыбаки, не сговариваясь, поднимают на лицо высокие воротники вязаных рубах, по самые брови нахлобучивают мягкие шапки и молча устремляются по тропе в ту сторону, откуда прибежал мальчуган. Прямо навстречу опасности. Да хранит их Морской Старец! Ясно, что они задумали: встретить стражу кулаками, ошеломить, пробиться сквозь линию облавы – и к рыбачьему поселку! А уж там их и встретят, и укроют, и лица отмоют, и поклянутся кому угодно, что они с утра из дому не отлучались.

Все у них должно получиться. Тем более что стражники не будут биться насмерть.

– А ты куда, Сайти? – спрашивает Юнфанни счастливого вестника беды. – Тебе ведь ни к чему попадаться!

– Как это «куда»? – удивляется ее непонятливости мальчик. – Мне одна дорога!

И рыбкой вниз с обрыва, только грязные пятки в воздухе мелькнули! И вот уже на гребне волн видна головенка, словно утка присела на воду отдохнуть. Сказительница восхищенно улыбается: она вообще любит детей, а этот сорванец так бесстрашен!

Надо бы и Юнфанни вниз, под защиту морской госпожи, да в юбке не поплаваешь, а сбросить жалко, да и как без юбки выберешься на берег? Поэтому женщина снимает лишь башмаки, накрывает камнем, чтобы потом вернуться и забрать. Затем ложится на камни, бесстрашно перекатывается за край обрыва и повисает над пропастью на руках.

Тело помнит детство, когда лихая девчонка исползала все окрестные скалы, разоряя птичьи гнезда. Годы, конечно, не те, но руки по-прежнему сильны, пальцы цепки, ноги сами находят каждую выбоину в камне. Ветер дует с моря, прижимая женщину к обрыву, помогая двигаться вдоль скалы. Юнфанни видит в этом добрый знак. Зубья скал внизу не пугают Дочь Моря. С куда большей тревогой вслушивается она в голоса. Только бы не изловили Шепчущего... Да нет же, это невозможно! Дори-а-дау не допустит этого!

Ага, здесь уже можно выбраться наверх. Между ней и облавой – утес. Отсюда тропка выведет к Корабельной пристани.

Подтянувшись на руках, Юнфанни высовывает голову над краем обрыва, и с губ едва не срывается проклятие. На тропе стоит человек. Протянуть руку – и коснешься сапога.

Чтоб крабы сожрали проклятого дарнигара! Догадался оставить здесь стражника, отрезал путь к отступлению! Нет хуже сволочи, чем сволочь своя, местная: каждую тропинку знает, каждый валун еще мальчишкой облазил.

Стражник рассеянно бросает взгляд на край обрыва и вздрагивает, встретившись взглядом с растрепанной женщиной, щеки которой измазаны черной и красной краской.

Несколько мгновений они смотрят друг на друга – взор во взор. А затем стражник отворачивается и начинает насвистывать тягучую мелодию.

Ну, паренек, спасибо тебе! Ты ведь тоже когда-то бегал хвостиком за Юнфанни, канючил, чтоб рассказала про знаменитых пиратов.

Но вылезать на берег все-таки нельзя. Одно дело для стражника – отвернуться, не заметить голову над пропастью, а совсем другое – пропустить мимо себя по тропке одного из тех, на кого устроена облава. На это его доброты может не хватить. Надо ползти по скале дальше – но куда? Там лишь нагромождение камней и путаница кустов.

А еще – храм! Тот самый храм Безымянных, что торчит на скалах Эрниди, словно кукиш древним богам. Такая маленькая долинка, похожая на узкогорлый кувшин: у «горлышка» – храм, у «донышка» – домик, где живет жрец с двумя учениками. А между храмом и домиком – грядки. Еще бы, жрец впроголодь живет! Если б не король, так вовсе бы с голоду околел.

Тело становится тяжелее, израненные ноги не так проворно ищут невидимую тропу меж хмурым морем и темнеющим небом. Да, Юнфанни уже не двенадцать лет! Надо выбираться здесь, надеясь на судьбу и на покровительство дори-а-дау.

С трудом вскарабкавшись на берег, женщина встает на подкашивающиеся ноги. Скверное место, чтобы скрываться от облавы! Нагрянет стража с факелами – враз изловит. Она-то знает, девчонкой в прятки здесь играла.

В прятки... Да! Помнится, однажды вскарабкалась на крышу храма и никто не сумел ее найти. А ведь ребятишки куда глазастее, чем стражники, которым скорее бы домой, к женам да детишкам... и которые боятся, что среди Детей Моря, взятых в кольцо облавы, они найдут этих самых жен и детишек.

Решено! Юнфанни проведет ночь на крыше храма. Это будет даже забавно!

А в прибое под обрывом, устроившись меж двух валунов, раздраженно прислушивалась к голосам наверху сама дори-а-дау, дочь Морского Старца.

Как не вовремя облава! Сейчас бы превратить хвост в ноги, принять человеческое обличье, ставшее привычным за последние годы, найти спрятанную на берегу одежду. А тут – облава! Дурни с факелами бегают, кричат... Может, и не выбираться на берег? Что-то стала надоедать забава, которая поначалу казалась восхитительной. Если живешь тысячелетия (ну, правду сказать, много времени проводишь в спячке), представляется забавным потратить несколько лет на жизнь среди людей.

Развлечение теряет свою прелесть, но, пожалуй, она еще немного поживет на Эрниди. Только зачем ей понадобилось слушать нелепые молитвы этих Детей Моря? Вот уж скука! Особенно жертвоприношение. Ну для чего дочери Морского Старца вино, выплеснутое в волны?

Дори-а-дау нужно было от людей нечто совсем, совсем иное.

Дурнота обнимает, наваливается на лицо, мешает дышать. Под закрытыми веками плавают огненные точки. Мысли разваливаются на куски, пульсирующая боль не дает открыть глаза. Сквозь боль каплями сочится тревога... что-то скверное произошло...

Из мглы, окутавшей память, назойливо доносятся бессвязные слова. Рыжая щука... Рыжая щука... Вей-о! Ну и бред...

А вот и не бред. Трактир так называется – «Рыжая щука». Пра-авильно, в Шаугосе. Вся компания там пила вино. Это что же – похмелье такое выразительное?

Ой, вряд ли! Хотя бы потому, что даже при самом мерзком похмелье руки и ноги не бывают скручены веревками.

Наконец удается разлепить непослушные веки, но ничего хорошего в этом нет: по зрачкам ударяет поток мучительного света. Нет, это не пламя Бездны... и на том спасибо Безликим. Всего-навсего поток дневного света из приоткрытой двери. И его перечеркивает темная фигура.

Человек подходит, склоняется над самым лицом. Вей-о! Что у него за гадость в склянке? Запах едкий, по ноздрям бьет. Зато сознание проясняется, зрение становится четче, боль не так терзает мозг. А таинственная личность превращается в хорошо знакомого хозяина трактира «Рыжая щука».