Лорел Гамильтон - Гамильтон

- Грэхем, пойди и спроси, и сделай так, чтобы Эдуард знал о моем интересе.

Грэхем не стал спорить. Он просто кивнул и направился к двери. Отлично. Потому что теперь я знала, где нахожусь. Это подвальное помещение бывшей больницы, нижние этажи которой превратили в место, где держали тела, которые подозревали в том, что они восстанут вампирами, и жертв ликантропов либо раненых оборотней, пока они не оправятся настолько, чтобы уйти. А еще их иногда запихивали в правительственные каталажки, или, как их называли «дома безопасности». Объединение ликантропов как раз обратилось в Верховный Суд с вопросом о том, сколько гражданских прав нарушают эти самые «дома». Туда можно было попасть и добровольно - если, конечно, вам больше восемнадцати. Оборотней уверяли, что их выпустят оттуда, как только они научатся контролировать своего зверя, но нередко случалось такое, что войдя в эти двери, некоторые уже не выходили обратно. В большинстве больниц имеется изолятор для раненых оборотней и вампиров, но туда их направляли только по веской причине. А мы-то здесь как оказались?

- Реквием, - позвала я.

Он подошел к кровати, причем капюшон практически полностью скрывал лицо.

- Да, моя вечерняя звезда?

- И почему, когда ты это произносишь, с каждым разом оно кажется мне все более и более язвительным?

Он прищурился, прикрыв на мгновение свои яркие синие глаза.

- Я постараюсь впредь произносить это так, как имею в виду, моя вечерняя звезда. - На этот раз интонация была нежной и романтической. Мне это снова не понравилось, но я не стала говорить об этом вслух. С претензиями можно повременить до тех пор, пока я не придумаю, какую можно из этого выгоду извлечь.

- Я уже спрашивала тебя, где Жан-Клод, и повторяю этот вопрос. Где он и чем занимается?

- Ты его не чувствуешь?

Я задумалась, потом покачала головой.

- Не могу. - Меня пронзил внезапный укол страха. Наверное, это отразилось на моем лице, поскольку Реквием успокаивающе дотронулся до моей руки.

- С ним все в порядке, но он поставил плотные щиты, чтобы Арлекин не смог читать в его сознании, или в твоем, или короля волков.

- Так значит, в городе их все же больше двух, - произнесла я.

- А с чего ты вообще взяла, что их только двое?

- Это все, кого я видела.

- Видела? Как?

И снова, мне не понравился ни вопрос, ни тон, которым он был задан.

- Это имеет значение?

- Может, и нет. Но ты права, Жан-Клод почуял в вашем славном городе больше двоих.

- Удивительно, что Жан-Клод способен нас всех от них защищать, - сказала я.

Реквием крепче сжал мою руку.

- Мы все удивлены. - Он убрал руку, и она тут же скрылась под плащом.

- Расскажи мне о том, что я пропустила, насчет вампиров. Нет, постой, сколько я пробыла в отключке?

- Сейчас только вечер того дня, когда ты была ранена. В отключке, как ты выражаешься, ты провела всего несколько часов.

- Часов, не дней? - уточнила я.

- Нет.

Я дотронулась до живота, но болело значительно меньше, чем я ожидала. Я потянулась, чтобы приподнять простыню, который была накрыта. И замешкалась, бросив взгляд на Реквиема. Да, он был моим любовником, но… в нем всегда было нечто такое, из-за чего я не чувствовала себя так же комфортно, как с остальными. Мика, Натаниэль, Жан-Клод, Ашер, даже Джейсон - при них я бы осмотрела рану, не задумываясь. При Ричарде, возможно, нет. Но Реквием заставлял меня колебаться по многим причинам.

- Смотри свою рану, Анита. Я не брошусь тебя насиловать, увидев обнаженной. - Голос его звучал оскорблено. А так как он довольно старый вампир, то факт того, что я смогла услышать эмоцию в его голосе, означал либо то, что он мне это позволил, либо то, что он был настолько расстроен, что не смог сдержаться.

Я все же нашла компромисс. Приподняла покрывало, оставив нижнюю часть тела прикрытой.

- Я не животное, Анита. Я способен контролировать себя, видя тебя голой. - Его голос так и сочился злостью и презрением, что ясно говорило мне о том, что Реквием все-таки не контролирует себя.

- Я никогда в этом не сомневалась, Реквием. Но с тобой невозможно быть голой и не беспокоиться об этом. Мне нужно просто взглянуть на свое тело, увидеть, что там с раной. Я не хочу делать из этого что-то большее, и тем более романтически окрашенное.

- Будь на моем месте Жан-Клод, это не стало бы чем-то большим?

- Жан-Клод способен думать о делах, а романтику оставить для более подходящего случая.

- Он настолько холоден?

- Он настолько практичен, - поправила я. - Мне это нравится в мужчинах.

- Я знаю, что не нравлюсь тебе, моя вечерняя звезда. - И снова в его голос просочилось слишком много чувства.

Я сделала единственное, что могла предпринять в данной ситуации: проигнорировала его. После того, как я увидела свой живот, это оказалось не так уж трудно. Там, где Солидат вспорола мне живот, остались розоватые шрамы. Настолько исцелиться раны могли только за несколько недель. Я провела пальцами по коже, и она показалась мне практически гладкой, словно шрамы выделялись только своим цветом.

- Сколько прошло часов?

- Сейчас девять вечера.

- Десять часов, - тихо произнесла я, не веря собственным словам.

- Около того.

- Они смогли настолько зажить за десять часов?

- Похоже на то, - ответил он. В его голосе все еще звучала раздраженная нотка, хотя и слабее.

- Но как?

- Ответить тебе цитатой, «Есть многое на небесах и на земле, друг Горацио, чего нам знать не суждено», или просто сказать, что не знаю?

- «Не знаю» было бы вполне достаточно, но, по крайней мере, я знаю, что это из «Гамлета». А теперь скажи, что тут было, пока я спала?

Он плавно склонился к кровати, изогнув губы в легкой улыбке.

- Твои друзья уничтожили спавшего члена Арлекина. Хотя тот, высокий, - Олаф или Отто, жаловался, что ко времени их прибытия она была уже мертва. Он хотел, чтобы она дергалась, пока ее режут.

Я поежилась и опустила простыню на место. Попыталась не думать об Олафе, сконцентрировавшись на более насущных вещах.

- Уничтожены должны были быть двое членов Арлекина.

- Ты признаешь это, - сказал он. - Признаешь, что послала их уничтожить членов Арлекина.

- Признаю, черт побери, еще как.

- Жан-Клод теперь вынужден объясняться перед Советом, имеет ли право Арлекин убить нас за то, что ты сделала.

- Если они убивают, не прислав черной маски, не в порядке самообороны, - тогда это смертный приговор для них.

- Кто тебе это сказал?

Я задумалась, стоит ли отвечать на этот вопрос, но в конце концов, сказала:

- Белль Морт.

- Когда же наша прекрасная смерть успела поговорить с тобой?

- Она пришла ко мне в видении.

- Когда?

- Когда мы втроем умирали. Она помогла мне накормиться, чтобы у меня хватило энергии вернуться и не позволить нам умереть.