Черльз Стросс - Семейное дело

Бергесон твердо выдержал пристальный взгляд инспектора.

— У меня нет друзей среди «уравнителей», — спокойно сказал он. — Я не революционер-республиканец. Согласен, в прошлом я допустил определенные ошибки, но, как вы сами отмечаете, за них я понес наказание. Искупил свою вину. Я в полной мере сотрудничаю с вашей службой. И не понимаю, как еще могу воспрепятствовать людям, которых не знаю. Я никогда не слышал об использовании моего магазина в качестве «прачечной». Нам еще нужно продолжать этот разговор?

— Вероятно, нет. — Инспектор задумчиво кивнул. — Но на вашем месте я бы оставался в контакте. — В его руке между пальцами появилась визитная карточка. — Возьмите это.

Бергесон с неохотой взял карточку.

— Я слежу за вами, — сказал инспектор. — Вам ни к чему знать, как это делается. Если вы увидите в своем магазине что-то, что могло бы заинтересовать меня, я буду уверен, что вы дадите мне знать. Возможно, для меня это будет нечто новое… а возможно, я узнаю об этом раньше вас. Если окажется, что вы не заметили, просто упустили что-то, ну… — инспектор сделал грустное лицо, — скорее всего, вы не в состоянии знать названия всех книг в вашем магазине. Будет очень досадно отправить пребывавшего в неведении человека обратно в лагерь за хранение бунтарских трактатов, не правда ли?

Две женщины стояли примерно в десяти футах друг от друга, одна дрожа от ярости, другая испуганная до оцепенения. Вокруг них апельсиновые деревья, укрытые от ненастья, наполняли теплый воздух своим ароматом.

— Не понимаю. — Лицо Мириам было равнодушным или, скорее, озадаченным. Она не сводила глаз со ствола в руках Ольги. Сердце у нее колотилось. Тяни время! — О чем ты говоришь? — спросила она, ощущая слабость из-за уверенности, что ее любовную связь с Роландом случайно заметили и кто-то донес об этом Ольге.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я! — почти прорычала Ольга. — Я говорю о собственной чести! — Оружейное дуло не отклонялось от лица Мириам. — Как видно, тебе было мало натравить на меня барона Хъёрта и насмехаться надо мной за моей спиной. На подобное неуважение я могу не обращать внимания… но бесчестье! Сделать то, что сделала ты! Это непростительно.

Мириам очень медленно покачала головой.

— Извини, — сказала она. — Но я хочу сказать, что ничего не знала, когда это началось между нами. Насчет вашей запланированной женитьбы.

По лицу Ольги скользнула тень неуверенности.

— Моя помолвка не имеет никакого отношения к делу! — огрызнулась она.

— А-а? Так ты хочешь сказать, что речь не о Роланде? — спросила Мириам, чувствуя оцепенение и страх.

— Роланд… — Ольга уставилась на нее. Неожиданно выражение неуверенности вернулось. — Роланд не может иметь с этим ничего общего, — надменно заявила она.

— Тогда я просто не возьму в толк, о чем ты, — с горечью созналась Мириам. Страх как рукой сняло; стоило ей пристально взглянуть Ольге в глаза, и в ней остались лишь глубокое смирение и покорность, а еще она прочувствовала абсолютный идиотизм всех событий, которые привели ее сюда.

— Но ты… — Ольга пришла в легкое замешательство, но ее злость все еще не проходила. — Что ты задумала?

— Чертовщина, — фыркнула Мириам. — Мы провели вместе только одну ночь, но я действительно беспокоюсь о нем. Я более чем уверена, что он точно так же относится ко мне. И прежде чем ты нажмешь на спусковой крючок, спроси себя, что случится и кто пострадает, если ты меня пристрелишь. — Она закрыла глаза, напуганная и удивленная собственными словами. А через несколько секунд подумала: «Забавно, но я до сих пор жива».

— Не верю, — сказала Ольга. Мириам открыла глаза. Женщина напротив нее казалась оглушенной. Однако оружие больше не смотрело в лицо Мириам.

— Я совершенно определенно сказала тебе об этом, черт возьми! — настаивала она. — Послушай, тебе лучше наставить эту штуку на какое-нибудь безопасное место, или…

— Ты и Роланд? — с недоверием спросила Ольга.

Затянувшаяся пауза. Затем Мириам кивнула.

— Да, — сказала она; во рту у нее пересохло.

— Ты отправилась в постель с этим высохшим, преждевременно состарившимся мешком, полным манерной тупости? И беспокоишься о нем? Невероятно!

— Тогда зачем ты в меня целишься?

С минуту они стояли, уставившись друг на друга; затем Ольга опустила автомат и убрала палец со спуска.

— Так ты не знаешь? — почти жалобно спросила она.

— О чем? — Мириам покачнулась, чувствуя дурноту от выброса адреналина, вызванного столкновением с овладевшей Ольгой яростью. — О чем вы, мадемуазель? Черт возьми, разве я только что не призналась в любовной связи с мужчиной, за которого ты собралась замуж? А оказывается, это вовсе не то, из-за чего ты грозишься убить меня, обвиняя в поругании чести?

— О-ох, сил моих нет! — Ольга пристально глядела на нее. Вдруг оказалось, что выглядит она очень неуверенной. — Но ведь это ты послала своего человека прошлой ночью.

— Какого человека?

Их глаза встретились: взаимное непонимание.

— Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?

— О чем?

— Прошлой ночью в мою спальню ворвался мужчина, — успокаиваясь, сказала Ольга. — С ножом. Он угрожал мне, приказывая раздеться. А я пристрелила его. Он этого не ожидал.

— Ты?! Стреляла?! В насильника?! И в чем же тогда проблема?

— Дело в том, что при нем была записка с приказом, на котором стояла печать вашей семейной линии.

— И все-таки я не понимаю. — Мириам покачала головой. — Какая печать? Что за приказания?

— Речь о моей девственности, — спокойно объяснила Ольга. — Приказ был вполне определенный. Какие порядки существуют там, откуда ты пришла? По поводу бракосочетания титулованных особ?

— По поводу… чего? А-а. Ну, ты встречаешь кого-нибудь — подходящего тебе кандидата, обычно мужчину, — и вы устраиваете свадьбу. Все. Конец истории. А разве здесь все по-другому?

— Но право собственности! Конфискация. А дальше что?

— Что за «конфискация»? — Должно быть, Мириам выглядела озадаченной, потому что Ольга нахмурилась.

— Когда неженатый мужчина ложится в постель с незамужней девицей, он должен жениться на ней, если может уплатить ее опекуну «цену девственности». А все ее имущество и все права переходят к нему, как к старшему над ней. Она не имеет права голоса в вопросе о том, должен ли он достигнуть соглашения с ее опекуном, которым здесь для меня, пока я под его опекой, был бы барон Хъёрт. В моем случае, поскольку я «чистокровный» отпрыск Клана, все принадлежащие мне акции Клана перешли бы к нему. Этот простолюдин… — она произнесла это слово со злобой, — забрался в мою комнату с мыслью о насилии и с кошельком, полным монет, которых было вполне достаточно, чтобы оплатить выход из возможной ловушки, устроенной бароном.