Дмитрий Стародубцев - Шерас

— Ты — мой друг «на крови», — увещевал Идал своего грустного товарища несколько дней спустя за трапезой в «Двенадцати тхелосах», — а остальное не имеет значения. Мы вместе прошли испытания, которых не выдержали бы и гаронны, изведали не только радость побед, но и горечь поражения, позор плена, не раз смотрели смерти в лицо. Разве такое забывается? Могут ли пошатнуть нашу священную дружбу какие-то ветхие свитки?

ДозирЭ был очень тронут. «Ах, Идал! Верный друг! Как дорог ты мне! Ты один способен на такую теплоту и душевную щедрость», — думал он.

В тихое и уютное помещение, где пировали друзья, заглянул Арпад и поинтересовался, не надо ли еще чего-нибудь? Идал попросил горячего земляничного настоя, который в последнее время полюбил, утверждая, что он прекрасно утоляет жажду и восстанавливает силы. ДозирЭ же, совсем потерявший аппетит с тех пор, как заглянул в свой родовой жезл, ограничился лишь еще одним зайцем, приготовленным на вертеле, и еще одним кувшином густого виноградного нектара.

Последнее время кратемарья окончательно перестала справляться с наплывом посетителей: мест в главной зале было не так уж много, и в ход пошли внутренние помещения, предназначенные для постояльцев. Первое время Арпад старался придерживать для хозяина кратемарьи лучшее место в общей зале, но вскоре Идал заметил, что из-за этого несколько паладиумов чистой наживы ежедневно ускользают из его кошеля, и вместо благодарности выказал ему явное недовольство. С тех пор друзья трапезничали в отдельном помещении, чем, впрочем, вполне довольствовались.

Арпад давно уже был не тем отчаявшимся обездоленным человеком и худым неразговорчивым слугой, каким его увидели ДозирЭ и Идал чуть более полугода назад. Лицо его округлилось, глаза блестели, он твердо стоял на ногах. За время отсутствия белоплащных в Грономфе ему удалось так преобразить «Двенадцать тхелосов», что постоянные посетители, входя внутрь, ничего здесь не узнавали, полагая, что ошиблись дверью. Молва о вкуснейших блюдах и тонких напитках, подаваемых здесь за умеренную плату, быстро распространилась в центральной части города, а чуть позже докатилась и до окраин. Бывший страж порядка старался изо всех сил: закупал только самую отменную снедь, используя для ее приготовления мудреные старинные рецепты или рецепты, которые выпытывал у путешественников, целыми днями гонял слуг, лично выезжал в далекие поместья, чтобы увидеть виноградники и винодельни, которые поставляли ему вино.

— Арпад изобретателен, будто был не гиозом, а с ранних лет прислуживал в кратемарье, — произнес Идал, когда тот вышел.

Однако ДозирЭ думал о своем и пропустил мимо ушей слова товарища. Эжин это заметил, но не обиделся, а дружески положил руку ему на плечо.

— Тебе до сих пор не дает покоя твой родовой жезл? Забудь. Видят Гномы, так будет лучше. Ты авидрон, белит, айм Белой либеры. Сдались тебе эти свитки, от которых в любом случае нет никакого проку!

— Да, конечно, — рассеянно проронил белоплащный воин.

— Послушай, рэм, — Идал лукаво прищурился, — давно хотел у тебя спросить. Где ты пропадал так долго во время пира у Инфекта? Помнишь? Одрин два раза ходил тебя искать.

ДозирЭ вздрогнул. Именно об этом, а вернее, о своей несчастной возлюбленной Андэль он только что думал.

— Я ходил? — удивился белоплащный воин. — Никуда не ходил…

Однако после небольшой паузы ДозирЭ махнул рукой и рассказал другу во всех подробностях о тайном свидании с Андэль у развалин Тобелунга. Идал закивал головой, показывая, что так и предполагал.

— Она хочет бежать из Дворцового Комплекса, хочет, чтобы я помог ей это сделать, забрал ее…

Идал нахмурился. Потом поднял руку, заставив белоплащного воина замолчать, поднялся, подошел к двери и выглянул наружу. Убедившись, что их не подслушивают, он вернулся на место, и против обыкновения, налил себе полную чашу нектара. Опустошив ее одним махом, как в старые добрые времена, торговец тут же наполнил чашу снова и, понизив голос, произнес:

— Даже эта твоя встреча с Андэль уже грозила тебе галерами или переводом в самую дальнюю партикулу, если б вас застали вдвоем в уединенном месте. Не можешь же ты всерьез думать о том, чтобы выкрасть Андэль из Дворца Любви?

— Почему бы и нет? — ДозирЭ расправил плечи, показывая, что ему всё нипочем.

— Если вы попадетесь, тебя посадят в клетку и отправят во дворец Наказаний, где толпа будет много дней наслаждаться твоей медленной смертью, оскорблять тебя, плевать в тебя, насмехаться над тобой, ничего не зная о твоей любви и твоих страданиях…ДозирЭ поежился от этой мерзкой картины.

— Алеклия не может так казнить своих лучших воинов, — возразил он. — Божественный наверняка позволит мне умереть быстро и с гордо поднятой головой.

— Возможно, — согласился Идал. — Однако смерть есть смерть, и, в сущности, не имеет значения, где она тебя нашла: в клетке, на костре или на шпате. Конец всё равно один, и каждый из нас хочет его избежать, а вернее, поскольку мы все обречены, сделать свой путь к звездной дороге как можно более долгим… Но в этой ситуации пострадаешь не только ты — мужественный воин, всегда готовый к смерти. Если вас поймают, несчастная Андэль, хрупкое беззащитное создание, почти ребенок, в любом случае будет обречена на долгие мучительные страдания.

ДозирЭ задумался. Как ни странно, но эта мысль никогда не приходила ему в голову.

В помещение, вежливо постучавшись, протиснулся Арпад, неся на серебряном блюде подрумяненного со всех сторон зайца. За ним следовал необычайно предупредительный слуга — бывший содержатель «Тхелосов», бирулай-вольноотпущенник, которого ДозирЭ едва не убил в тот день, когда они с Идалом случайно забрели в эту кратемарью. Бирулай был в высшей степени вежлив; окинув опытным взглядом стол, он в мгновение ока навел на нем строгий порядок и освободил перед ДозирЭ место, куда Арпад и поставил блюдо с жареным зайцем. Мусак, наверное, не один раз пожалел о своем поступке, когда не выказал должной почтительности белоплащным воинам; он тогда потерял все, и теперь ему приходилось вновь подниматься наверх с самых низов. Однако надо отдать должное его упорству и выдержке. В грономфской кратемарье обычно все работники делились на семь категорий, начиная с подручного «пыльного» слуги и кончая содержателем. Первое свое восхождение бирулай совершал восемнадцать лет. Однако на этот раз он уже через полгода стал правой рукой содержателя, то есть помогал во всем Арпаду, который, как ни странно, простил ему то, что когда-то был выкинут им на улицу. На самом деле Идал имел на Арпада серьезные виды, ибо его хозяйственные подвиги впечатляли. Поэтому в скором времени его место освобождалось, и бирулай вновь мог стать содержателем «Двенадцати тхелосов». По мнению многих и даже злопамятного ДозирЭ, он полностью соответствовал этой важной должности.